— Против них у нас имеются кое-какие улики. Пока, правда, не проверенные...

— Я тебе вот что скажу: бери Саньку — он все расскажет. А с часами, значит, он какую-то хохму выкинул, но только не украл. Я его знаю сызмальства.

Сорокин проводил Погодина до ворот, пожал жесткую ладонь, негромко сказал:

— Ежели будут, значит, какие затруднения — заходи, я Саньку увижу и сам с ним потолкую.

— Ладно, — пообещал Погодин и вышел в переулок.

...Он шел медленно, обдумывая все, что ему стало известно о семье Дымовых. Не доходя до широкой улицы, остановился, вытянул из кармана пиджака блокнот, авторучку, и фиолетовые буквы запрыгали на клетчатом листке. Короткая запись гласила: «Федота Дымова разыскивал Крысало. Кто он? Если потребуется — установить личность. Санька — Светляк — Крот. Выяснить...»

Скоро он был в кабинете. По веселому блеску глаз и по тому азарту, с каким Колокольчиков потирает ладони, поднявшись из-за стола, Погодин понял: получены хорошие данные.

— Вот так, Николай Иванович, — торопливо начал Колокольчиков, хлопнув ладонями. — Кое-что проясняется и подтверждается.

— Что именно? — Погодин опустился на стул, разминая папиросу. Колокольчиков сунул руку в стол и в поднятых над головой тонких пальцах Погодин увидел часы на черном ремешке и желтые бусы.

— Вот они, вещдоки! Их подарил Маше Санька Дымов. Номер часов совпал с номером паспорта.

— Пока не допросим Саньку, не соглашусь на обыск, — пояснил Погодин, стряхивая пепел в зеленую пепельницу.

— Не понимаю.

— Понимать нечего, Дима. Все проще пареной репы. Я ведь тоже не зря ходил, и верю тем людям, с которыми разговаривал. Их мнение: Санька не мог пойти на преступление.

— А Федот?

— И он не мог... — Погодин помолчал и добавил: — Людям, Дима, надо верить! Не всем, конечно. Но таким, с какими я встретился, надо верить.

Эти слова Погодин произнес с такой интонацией в голосе, что Колокольчиков насторожился.

— Значит, надо ехать в Пересветское училище и допрашивать Саньку?

— Да, Дима. Сколько тут километров будет?

— Поездом тридцать.

— На машине?

— Примерно столько же.

— На машине выгоднее. Может, придется куда-нибудь выехать из Пересвета или кого-нибудь сюда везти. Смотря какие показания даст Санька.

— А где взять машину? Если бы на час-два — другой разговор.

— Да-а. Ну-ка погляди расписание поездов: когда будет ближайший?

— Так знаю. — Колокольчиков взглянул на часы. — Через два часа.

— На нем и поедем. Если будет необходимость, машину там раздобудем.

— Правильно.

— А сейчас пойдем пообедаем.

— Пойдем.

Пересвет — станция небольшая. По ней без остановки пролетают товарняки и скорые, на две минуты задерживаются не все пассажирские дальнего следования и лишь неторопливые пригородные поезда останавливаются на пять минут.

Легко спрыгнув с решетчатой подножки, Погодин раскурил папиросу, поглядел по сторонам. На асфальтированном пятачке перрона стоял дежурный по станции. Он выкинул руку с сигналом, и поезд, мягко набирая скорость, пошел дальше. Последний вагон пролетел с грохотом. Редкие пассажиры, пережидавшие поезд, двинулись в противоположную сторону, через железнодорожные пути, туда, где белели длинные корпуса училища.

Оперативники без труда отыскали здание, перед входом в которое сохранились две израненные сосны. Из-под развороченной коры скатывались вниз капли серы. Очистив подошвы туфель о деревянную решетку, поднялись на широкое крыльцо. В раскрытых дверях появилась женщина в черном халате.

— Простите, директор у себя? — спросил Погодин, уступая дорогу.

— Вроде, — на ходу обронила женщина, перешагнув через ступеньку.

За массивным столом с точеными ножками сидел тучный мужчина лет пятидесяти. Густые жесткие волосы, остриженные под «бобрик», изрытое оспой лицо не вызывали симпатий. Занятый сочинением какой-то бумаги, директор продолжал писать, не взглянув на вошедших даже тогда, когда услышал «Здравствуйте». В ответ молча кивнул огромной головой. Еще по дороге в училище Погодин узнал имя, отчество директора. Время торопило, и поэтому Погодин сказал:

— Мы к вам, Агафон Романович!

— Ну, — буркнул в ответ директор, продолжая писать. — Слушаю.

— Мы из уголовного розыска. — Погодин подошел к столу, положил на край красное удостоверение.

— А? — Парамонов взглянул на красные корочки. — Садитесь. Я скоро. Пока мысли не ослабли.

Закончив писать, Агафон Романович отодвинул в сторону бумагу, прижал мясистой грудью кромку стола, заговорил:

— Ну, я готов. Говорите, кого вызвать: из настоящих или из выбракованных? Не удивляйтесь. Это мой личный код. Ваш брат, знаю, умеет хранить тайну, потому и доверяю.

Парамонов говорил уверенно и отрывисто, будто поштучно выкладывал слова на широкий стол.

— «Выбракованных», пожалуйста, расшифруйте, — серьезно попросил Погодин, разглядывая не в меру широкие брови собеседника.

— Это те, которые прибыли к нам из города, их школа выбраковала за явную неуспеваемость и нарушения, то есть отчислила. Их трое: Крестов, Лапочкин, Куранов.

— А Дымов, Александр Дымов, у вас учится?

— Есть такой, — ответил Парамонов после короткой паузы.