— Да, Барабанов толковый человек, не только от вас слышу.

— Как руководитель — умница! Как оперативник — громадина! А Огородников у нас может не прижиться. В нашем деле он пока лишь плотник, а нужен столяр-краснодеревщик. В следственной работе он, может, и мастер. Но не каждый следователь может быть хорошим руководителем. И наоборот.

— Так устроена жизнь. — Погодин улыбнулся.

— Да, только так. — Майор тоже улыбнулся, довольный, что лейтенант позаимствовал у него излюбленную фразу.

Николай Погодин жил на частной квартире. В большой кухне у окна, выходящего во двор, стояла аккуратно заправленная простенькая койка. Уговоры хозяйки-пенсионерки о переселении в комнату на него не подействовали, и она отступилась. Чистота, которую поддерживала в квартире заботливая старушка, радовала его. Перед сном ему нравилось сидеть на перевернутом на бок табурете и медленно пускать сизый дым в раскрытую белогрудую печь. Здесь он читал газеты, журналы, книги. Здесь засиживался один на один с радостными и грустными думами. Здесь он читал сейчас и письмо, предусмотрительно положенное хозяйкой поверх газет и журналов. «От Танюши», — нежно подумал он, заметив конверт.

Таня писала: «Николаша, милый, здравствуй! Доехала хорошо. Одесса — шумная, торопливая. Увита зеленью. А берег Черного моря — сплошной сад. Всюду цветы, цветы... Воздух свеж, ароматен, но сыроват от моря. И тишина. Нет, не могильная, а какая-то особая, приятная, зазывающая к себе. Сказка!

Наш корпус на высоком обрыве. Внизу — море. Красотища! В комнате нас двое: я и Светлана. Из Харькова. Ей за тридцать. Очень милая женщина, душевная, ласковая. Она приучила меня каждое утро делать гимнастику.

Ласковый мой! Очень часто вспоминаю тебя и Игорька. Два раза вы мне снились. И мысли унесли меня в тот день, когда стоял ты на четвереньках и ждал, пока Игорек вскарабкается на твою спину. Потом он на тебе «ездил». За день до моего отъезда он увидел твою «фотку» (я выложила ее из альбома, чтобы взять с собой), поднял на меня глазенки и спросил: «Мама, дядя Коля будет моим папой? Можно, он сделается папой?» Не помню, что ему ответила. Почувствовала — щеки мои горят. Поглядела в зеркало — не лицо, переспелый помидор. Милые вы мои... Извини... за слезы...». Перед глазами Погодина остановились бледные расплывчатые буквы. В груди что-то оборвалось, трудно стало дышать. Он расстегнул ворот рубашки, встал, положил письмо на койку, походил, снова сел, закурил. Вспомнились встречи с Таней.

Был выходной. Стоял знойный полдень. Неторопливая река нежилась в лучах солнца. Пляж кипел. Таня лежала на голубом одеяле, читала книгу. Из-под ослепительно белого полотенца, закрученного на голове, выбивались каштановые волосы. Ее стройную фигуру плотно обтягивал ярко-оранжевый купальник. Таких купальников на пляже больше не было. Он выделялся даже издали. Погодин долго наблюдал за Таней: и тогда, когда легко заплывал на середину реки, и с песчаного холмика, где загорал, выйдя из воды. Никто из парней около Тани не появлялся. После очередного заплыва он подошел к ней, остановился, мягко произнес:

— Прошу прощения...

Таня подняла лицо. Николай увидел карие лучистые глаза.

— Я, вероятно, помешал?

— Может быть. — Таня поправила на голове полотенце, перевернула страницу.

— У вас книга интересная?

Таня показала обложку. Погодин прочитал: «Марта Рише. Моя разведывательная работа».

— О! Такую стоит прочесть. Марта была разведчица?

— Работала одновременно на три государства.

— Вот это да!.. Почему вы не купаетесь? Ведь солнце, воздух и вода... — Он сделал заметный упор на слово «вода».

Таня смущенно ответила:

— Плавать не умею.

— Можно научить.

С пляжа они ушли вместе. Потом встречались часто. Таню удивляло то, что Николай ни разу не поинтересовался ее жизнью, хотя прошло больше месяца после знакомства. Сама она рассказала о себе немногое: закончила медучилище, работает в медпункте металлургического завода, живет в общежитии.

Однажды, когда они возвращались с пляжа, Таня, задумчивая, предложила пройтись по кленовой аллее, тянувшейся вдоль берега. На повороте она остановилась, уронив красивый подбородок на высокую грудь, сказала:

— Может, нам не встречаться, Николай? Я... я... была замужем... у меня ребенок...

И в ту же секунду Николай нежно положил руки на ее плечи, их взгляды встретились.

— Знаю, чудачка! Больше знаю, Танюша! Жила с мужем в Боровске, он ревновал, пил, дебоширил. Не обогатился умом и после появления на свет Игоря. Вы терпели, ждали светлых минут, но напрасно. Наконец решились уехать. Уехали тайно. Знали: по добру не отпустит. Так? Так. Многое знаю, Танюша, даже ваш характер. Потому ни о чем не расспрашиваю. Зачем расковыривать и бередить рану? Давайте не будем о прошлом вспоминать.