Парень едва успел закрыться щитом. Стук оглушил, па-веза рванулась, как живая. В лицо брызнули щепки и древесная труха, прямо у носа возник листовидный наконечник. Мышцы рук онемели, по темени словно огрели тяжелой дубиной. Послушник задушенно квакнул и распростерся на земле. На какое-то время утонул в беспамятстве. А когда очнулся, увидел желтоватые блики на поверхности ближайшей лужи. Вокруг грязь и слякоть, камни. Невдалеке остывший человеческий труп. Губы синюшные, глаза остекленевшие и незрячие. Тело густо усыпали черные стрелы. Между древков лениво струились извилистые багровые потоки. Смешивались с грязью, впитывались в почву…

Вечерние сумерки цвели заревом пожара. Языки пламени кривыми щупальцами тянулись к звездам. Лагерь напоминал разворошенный муравейник. Повсюду мелькали силуэты людей, слышались крики и яростный рев. Звенел металл, гремели взрывы. Большая часть палаток полыхала, словно бумажные домики. Воины бестолково метались, падали и вставали, размахивали руками. А с неба с угрожающим свистом падал смертоносный дождь. Стрелы били с такой силой, что прошивали бойцов навылет. Лишь за избой полковника виделось какое-то подобие порядка. Командиры пинками и затрещинами гнали солдат вперед, выстраивали стену щитов. Более сообразительные сняли целый блок частокола, упорно продвигались к валу.

Мощный толчок выбил почву из-под ног. Ярчайшая вспышка чуть не спалила глаза. Парня окатило кипящей водой, паром и комьями земли. Ирн взвыл, перекатился и распластался на земле. Щит принял на себя взрывную волну, обуглился и треснул. Веревки перегорели, доски рассыпались…

Птиц стряхнул с лица искры, вскочил на колени и охнул. Рядом с тем местом, где недавно прятался, зияла громадная яма. Края дымились, изнутри бил тугой столб дыма. Маленькие язычки пламени цеплялись за размокшую землю, злобно шипели. Небо рассекали аспидные росчерки — целые тучи стрел. Из-за древесных крон поднимались светящиеся шары. Будто метеоры резали мрак, с воем падали. Взрывались, крушили постройки и сжигали воинов. А вдалеке, за стеной леса, чудилась пульсация энергии — поляна, на которой Безликий творил Око Алара.

Твари! Какие же твари! Бьют в основном по гребню, чтобы защитники не смогли построить оборону. А еще служители… Вон как ловко мечут световые сгустки. Рангом явно ниже Ривера, послушники последних ступеней посвящения. Выдохнутся минут через пятнадцать, но разлад и панику уже устроили. А в поле войска…

Имперцы шли не спеша, с чувством собственного превосходства. Над плотным строем поднимались ряды копий. Блестели щиты, начищенные доспехи, реяли стяги и гербы. Слышались слитный гул шагов, отрывистые команды. Одна фаланга, около пятисот клинков. Еще три дожидались у кромки леса. Расчетливые, гады, берегут людей. Надеются на панику и сумбур. Минут пять, и достигнут укреплений, беспрепятственно обойдут ловушки!..

Невдалеке послышался топот. Из алого марева вынырнул десяток воинов. Лица злые, рты перекошены яростью и ужасом. Многие сильно обожжены, иные окровавлены. У одного торчала стрела из щели между хаубертом и наплечником… Отряд, словно стая волков, рванул вверх по склону. Послышалось отрывистое рявканье командира, передние бойцы подняли щиты. Остальные бросились к арбалетам, принялись поспешно стрелять. Кто-то призывно закричал, к валу выбрался еще пяток солдат. Дымящиеся и черные, как демоны. В покрытых копотью горячих доспехах, с обгоревшими бородами и волосами. Добежали до линии укреплений, сразу принялись помогать. Крики и удары приблизились, стрелы стали падать гораздо гуще…

Давящая слабость в теле и едкий привкус крови во рту сводили с ума. Крики отдавались в затылке дикой болью, мир плавился и подрагивал. Послушник застонал и перекатился на бок. Нащупал гладкое древко посоха. Уперся пятой артефакта в землю, кое-как приподнялся. Услыхал подозрительный свист, свернул вправо. Но споткнулся, рухнул в грязь. Перекатился, нашел взором преграду. Неверные отблески пожара выхватили из темноты труп. Голова обгоревшая, в запекшейся корочке крови. Доспехи искорежены и оплавлены, ноги оторваны по колено. Но даже в таком виде лекарь узнал старого полковника. И после смерти уцелевшая часть лица сохранила строгое выражение. Брови нахмурены, единственный глаз прищурен.

Целую секунду Птиц смотрел на Корда. А потом желудок метнулся к горлу, парня вытошнило. Страх, злость и отвращение прорвались сквозь броню отупения. В уши ворвались оглушающие звуки: грохот, крики, удары, гул пламени и скрежет металла. Откуда-то сбоку прилетел веер искр. Послушник почувствовал нечто мокрое на руках. Поднял ладонь и увидел, что пальцы густо измазаны в крови…

Ирна заметили. Рядом словно из-под земли вырос какой-то воин. Бородатый и неопрятный, пахнущий гарью и почему-то свежей сдобой. Помог подняться, взвалил парня на плечо и потащил вниз по откосу. Через минуту из облака дыма вырвался другой — громадный полуголый детина поперек себя шире. Морда злая, зубы оскалены в хищной усмешке. Боец сориентировался, помог первому.

— Что с ним? — низко прорычал гигант.

— Да кто ж знает… — отмахнулся бородач. — Лежал у самого вала. Контузило, видать, нашего целителя.

— Выносим! — решительно рявкнул воин. — Лекарский шатер еще цел. Сотники как раз собирают там выживших. Немного придем в себя, отобьемся…

— Да, — нервно кивнул бородатый. — Ниче… счас ка-ак развернемся…

Боец говорил по большей части для личного успокоения. Ругался, костерил имперцев, Алара, Мрона и еще какую-то непонятную Ешкину мать. Но Птиц не слушал. Привычный мир перестал существовать, обратился в пляску теней и огня. В ушах ревело и грохотало. Слышались свист, звонкие удары. Взгляд то и дело натыкался на обгорелые, истыканные стрелами тела. Трупы по большей части полуголые, в одних рубахах и портах. Земля густо полита кровью. То тут, то там виднелись обугленные фрагменты: оторванная рука, нога в щегольском сапоге, какие-то блестящие змеи… Запах жженой плоти забивал ноздри, голова кружилась. Ирну казалось, что он сошел с ума или попал в Преисподнюю. Невозможно. Страшно. Дико. Как такое могло произойти?…