Веселья не получилось. Пошептавшись в «вестибюле», красавицы позвали Кента проводить Ее Величество. У нее было испорчено настроение, и от этого она, увы, не похорошела.

Шли молча. Кент не знал, о чем говорить.

– За что?! Отчего недоступно мне то, что другим женщинам доступно? – неожиданно простонала Марго. – Других добиваются, на них женятся… Ведь я красивая, культурная и не дура же… Разве я меньше других достойна уважения, счастья? Я искала героев Грина, Лермонтова, Хемингуэя… Видно, все погибли на войне. И вот – «почему бы не слопать собачке кошку»…

Кент ничего не понимал – о какой еще кошке речь?

– Так однажды сказал один: почему бы не слопать кошку, если она не возражает, то есть меня… Он, видите ли, не собирается два года носить цветы и вздыхать. Он, ведите ли, считает, что женщины этого и не требуют, что сами мужчины придумали все это!..

«Но ведь и от меня она, помнится, цветов не ждала!» – подумал Кент.

Пришли к ней. Едва вошли в коридор, услышали крик:

– Ты что, разучилась здороваться?!

За их спинами метнулась и скрылась длинная тень. Марго вздохнула, вставила ключ в замочную скважину своей двери. Появилась, вероятно из кухни, сухонькая старушка и направила на Кента острый сердитый нос. Опять открылась дверь в дальнем конце коридора, из нее высунулась кудлатая голова. Марго была, видно, вынуждена как-то объяснить Кента старушке.

– Мой друг, – сказала она сухо. – Журналист.

– Теперь журналист! – ехидно сказала старушка, обращаясь, очевидно, к голове.

Вошли в комнату. Марго устало плюхнулась в кресло.

«Мя-у-у!»… Изабелла совершила прыжок. Кент ощутил адскую боль в загривке, в который вцепилась эта королевская любимица. Попытался было ее погладить – она укусила его за палец и молниеносно взлетела на гардероб. Марго весело смеялась:

– А ведь она не со всеми играет!

Кент гадал, обидится Марго или нет, если он откроет «Розенлев» и достанет коньяк.

– А у тебя не было ничего… настоящего? – задал он ей вопрос и решительно открыл «Розенлев».

Королева казалась удивленной.

– Как?! А Ландыш! Ты разве не знаешь? Он же был моим мужем…

Наступила очередь Кента удивляться. Вот номер! Ландыш не говорил об этом.

– После… были и другие, – сказала она. – Приходили. Были и ушли. Или я их прогоняла… Я так устроена, что все надеюсь: а вдруг…

Что «вдруг?» – не понял Кент. Кого «вдруг» ждет она?…

– Мне не нужен, – говорила она, – образец мещанского счастья: машина под окном, собака, квартира, солидный муж – нет! Но я всему этому все равно завидую, потому что это лучше, чем такая жизнь, как у меня теперь. Хочу обратно в природу, в деревню, хочу, чтоб было спокойно, как тогда, когда был Ландыш. Но я не умею быть одна. Да и в деревне скука… В прежние времена художники, писатели, поэты жили в глуши, в захолустье и создавали шедевры… Теперь никто не хочет уйти из города, как будто в этом бедламе скрыты все сокровища – материальные и духовные… Выведи, пожалуйста, Изабеллу во двор.

Кенту не улыбалось гулять с этой наглой тварью, но он подчинился.

Маргарита встала, потянулась, достала с гардероба кошку и была в этом жесте грациознее, чем сама кошка. Кент схватил Изабеллу и спустился во двор.

Спускаясь в лифте, который, оказывается, иногда все же работал, он думал с раздражением: «Что же, так и буду у нее человеком при кошке?» Не такой ему представлялась желанная удача. Смутная тревога и тоска овладели им. «Там, когда собираешься в путь-дорогу, все представляется иначе. Вернее, никак не представляется, просто там все это еще впереди. Теперь же, когда самое трудное, казалось бы, позади, опять повторяется все то, что было всегда, что в конечном счете возвращало его „туда“: он при кошке или при бабе, есть и выпивка и жратва и на работу пока не гонят. Но в том-то и дело, что все это „пока“…

Ее не «оседлать», Маргариту эту, – к ней и до него приходили всякие: были и ушли, или она их прогоняла сама. Ясно, что и Кент не тот «а вдруг», кого она ждала. Значит, в один прекрасный день она и его выметет…

Нет, он не станет дожидаться, чтоб его выгоняли. Он сам хлопнет дверью. Не мешало бы заглянуть в ее казну на дорогу, но, пожалуй, нельзя: подруга Ландыша все-таки. А уйти – уйдет!.. Душа тянет в края, где его старые друзья и подружки, где также найдется выпить и закусить…

Прогулять кошку оказалось сложней, чем можно было предположить: едва он выпустил Изабеллу из рук, на нее накинулись сразу три кота. Во дворе началась такая карусель, что Кент и понять не мог, где чья кошка. Он увидел белый хвост, который мелькнул за воротами, увлекая за собой всю эту мяукающую ораву. Напрасно он кричал: «кис-кис!» Изабелла пропала.

Королева была в отчаянии. Они обошли весь квартал, заходили во дворы, в подъезды, звали, умоляли, искали почти до утра – эту скотину не нашли. Утром Марго взмолилась:

– Сходи, пожалуйста, на живодерню…

Еще чего не хватало! Но это в последний раз…

Кент с трудом отыскал живодерню, но и там Изабеллы не было. Вместо нее рабочие предложили по рублю за штуку полный мешок кошек любого цвета.

Вернувшись, устроили достойные поминки изабеллиной душе. Затем Королева проводила Кента на автобусную станцию. На прощание поцеловала.

Вперед! О Ландыше так больше и не вспомнили…

Что они о Ландыше не вспомнили, мне, Автору, немало повредило: я так и не сумел последовательно восстановить рассказанное Маргаритой о Феликсе. И я опять не знал, что предпринять с таким незадачливым героем. Он никак не сочетался с Марго, и я был вынужден их развести. А дальше что?

Обычно я полагал, что можно запросто создать роман или рассказ за счет одной лишь фантазии, имея какие-нибудь самые незначительные конкретные образы или ситуации в качестве отправной точки. Я полагал, что можно легко создавать произведения, импровизируя и не слишком ломая голову над планированием будущей вещи. Я целиком доверял импровизации, а она вот подвела меня. Теперь, оказавшись со своим бездомным героем в дороге и не имея понятия о том, куда эта дорога ведет, мне пришла пугающая мысль: несерьезно все это! Во имя чего затеял я этот рассказ? Приключения… Но они чему-то должны служить, должны быть как-то обоснованы.