Не исключено, что бывший спортсмен приехал за Вольфом Григорьевичем и повез его к Берии, которого Мессинг впервые увидел столь нервным и хмурым. Лаврентий Павлович разложил перед ним на столе пять фотографий военных в генеральской форме.

– Что вы можете сказать о них? – сурово произнес Берия.

– Они живы, – внимательно разглядев фотографии, сказал Мессинг.

– Я знаю, – попытался через силу улыбнуться Берия, но вместо улыбки его лицо исказила злая гримаса. – Пока живы. Меня интересует другое. Что вы думаете о каждом из них. Какие они люди?

– Честные, – не задумываясь ответил Мессинг, заставив Лаврентия Павловича нервно поправить пенсне. – Характеры у них разные, – испуганно вымолвил Вольф Григорьевич, – но глаза чистые, взгляды прямые, ничего предосудительного я в их лицах не замечаю.

– М-да, – протянул нарком госбезопасности. – Посмотрите внимательнее… Впрочем, не надо, – тяжело вздохнул он. – Можете идти, – пренебрежительно бросил Берия и нажал кнопку, вмонтированную в стол.

Открылась дверь кабинета, вошел спортивного вида грузин и проводил Мессинга к машине, выехавшей из гаража, расположенного рядом с особняком наркома. На этот раз в машине не оказалось никого, кроме водителя.

Вольф Григорьевич почувствовал, что Берия расстроился после их разговора. По бледному лицу мужа Аида Михайловна поняла, что встреча прошла неудачно, на ее ресницах блеснула слеза.

– Не волнуйся, меня не арестуют, – как мог увереннее произнес Вольф Григорьевич, но Аида Михайловна не успокоилась и, опустив голову, заплакала. Сердце Мессинга кольнуло при виде плачущей жены. Он понимал, что приносит ей страдания, встречаясь со Сталиным, с Берией, с другими чекистами, живущими под видом приезжих в гостинице «Москва». Его пугала трафаретность поведения большинства чекистов, их кажущиеся доброжелательными взгляды, за которыми он чувствовал тупость, жестокость и готовность выбить из любого человека нужные им показания. Его спасало от этого личное знакомство со Сталиным, о чем чекисты, конечно, были осведомлены, и он ни разу не сфальшивил, даже после того, как в их «беседах» начинали звучать угрожающие нотки. Он говорил правду о людях, которых они считали врагами, шпионами, предателями родины…

Плакала на кухне жена, а Вольф Григорьевич не знал, как ее успокоить. Он напрягся, вспоминая людей на показанных ему фотографиях, и вдруг почувствовал, что судьба их сейчас незавидна, но положение не безнадежно. Он встал с дивана, выпрямился и позвал жену.

– Аида, я не допустил ошибку, я, наверное, даже помог ныне несчастным, но заслуженным людям, их ожидает свобода.

Жена ощутила уверенность в его голосе, увидела, что с лица мужа сошла бледность, и вытерла слезы.

– Вольфочка, до каких пор это будет продолжаться? – умоляюще произнесла Аида.

Муж нахмурился, нервно взмахнул руками, что бывало с ним редко, когда он не хотел отвечать на поставленный вопрос.

– Все-таки скажи мне, ты же знаешь, – как бы вскользь заметила жена, но он-то понимал, что это не праздное любопытство, она боится за него. Каждая встреча со Сталиным и Берией отзывалась болью в ее сердце, укорачивала жизнь.

– Станет лучше в 1953-м, – сказал Мессинг и, видя все еще обеспокоенное лицо жены, добавил: – Весною названного года.

– Тебя больше не будут вызывать эти?.. – не договорила она и с опаской посмотрела на телефон.

– Не могу и не хочу тебя обманывать, Аида, – серьезно произнес Вольф Григорьевич, – дышать станет лучше, свободнее, но, когда окончательно исчезнет этот кошмар, я на самом деле не знаю. Мы не доживем до этого счастливого времени. Я даже не в силах сказать тебе, когда оно наступит. Однажды я увидел человека, немолодого партийного работника, который сделает первый шаг к тому, о чем ты спрашиваешь. Кто-то последует дальше, кто-то попытается вернуть жизнь в прежнее русло. Я мог бы сказать больше, но для этого надо войти в каталепсию…

– Ни в коем случае! – возразила жена, зная, что это состояние отнимает массу энергии. – Ты и так обнадежил меня, – сказала она и прижалась головой к его груди.

Он любил, ждал ее ласку. Она придавала ему силы не меньше, чем тепло, шедшее от благодарных зрителей. Но когда Аиды не стало, даже самый восторженный их прием не мог заменить ему нежность и поддержку жены. Силы его таяли. Чтобы как-то восстановить их, возбудить себя перед выступлениями, он стал больше курить, понимая, что тем самым губит свое здоровье. Впрочем, курение помогало мало и сказывался возраст, однако он не мыслил свою жизнь без сцены…

Мессинг так и не узнал, зачем его вызывал Берия. Был в состоянии, но почему-то не захотел, наверное, потому, что, выяснив истинную причину, мог не сдержаться и еще больше расстроить жену. Только подумал, что не случайно на фотографиях, показанных ему Берией, были люди в генеральской форме. Это связано с кем-то из высших чинов. Некоторые генералы, в том числе легендарный комдив Гражданской войны Павлов, были расстреляны по обвинению в неудачах первых сражений с фашистами. В сознании почему-то возникла фамилия маршала Жукова, и Мессинга осенила правильная догадка, но он не стал развивать ее. Ради жены. Ради ее и своих нервов.