Расходились мы поодиночке, как подпольщики, или заговорщики. Тихонько проникали в свои кубрики, и укладывались на свои шконки. Уж не знаю, кто нас заложил, или кто из наших залетел сам. Не прошло и часа, как всю нашу пьяную братию стали выдёргивать с ещё не нагретых коек. Всех согнали в танковый трюм – «алея любви», так это у нас называлось, - и началась самая настоящая экзекуция. Наказание проводили полторашники, то есть те, кто уже отслужил 1,5 года и получил все льготы и права.

 Кто самый злой человек на корабле? Полторашник!

Весь мой призыв охал и ахал под ударами, валялся на железной палубе, размазывая сопли и кровь, а я тем временем спокойно спал на своей шконки, и обо всём узнал только утром. Старослужащие постановили меня не трогать – «Он хоть и душара, но взрослый мужик, вахту стоит – ему можно».

Пацаны мне ничего не сказали, но мне и так было очень хреново. Я слышал, как ночью их сдёргивали, но сам не встал, а надо было.

сентябрь 1987г. база КЧФ

– Дааа, а вот раньше чтобы моряка посадить, надо было канистру шила загнать начгубу, - мичман Саитов почему-то мечтательно причмокнул губами, как-будто это ему подгоняли спирт за то чтобы поместить матроса или старшину на гарнизонную гауптвахту. Трое будущих губарей и двое конвоиров на этот пассаж мичмана ни как не отреагировали. Губарей обуревали отнюдь не весёлые мысли, а конвоиры были духами, и им говорить было не положено. Мичман вздохнул и для чего-то брякнул – «Шире шаг!». 

 Губари– это я и двое моих друзей. Все мы с одного призыва и отслужили уже больше года –борзые караси по флотской квалификации. Вчера утром мы получили по десять суток гауптвахты лично от командира дивизии, пузатого коротышки с погонами контр-адмирала на плечах. И это мы ещё легко отделались, о чём комдив нам прямо и сказал.

– В дисбат вас отправить, что ли? – контр-адмирал смотрел на нас красными то ли от недосыпа, то ли похмелья глазами. После этих его слов в ходовой рубке, куда мы были вызваны для оглашения приговора, повисла звенящая тишина. Офицеры нашего корабля затаив дыхание, ждали вердикта комдива, прекрасно понимая, что именно от него зависит их дальнейшая служба. Если троих моряков отправят под суд, то ни командиру корабля, ни замполиту, ни командиру боевой части мало не покажется. Нам, виновникам всей этой заварухи, тоже, естественно было не наплевать на свою судьбу, и ко всему прочему добавились муки похмелья, и сказывалась бессонная ночь. Мы стояли, понурив головы, и ждали.

– Я сам из Владивостокской шпаны, - вдруг ни с того ни с сего произнёс комдив, - тоже любил кулаками помахать. Но вы же, на службе! Если все начнут морды друг другу бить, что это за Флот будет, а? Я понимаю, достали вас. Но пошли бы один на один, что ли, а вот так втроём одного – это не дело. А, товарищи моряки?

– Так точно, товарищ контр-адмирал, - вразнобой ответили мы.

– Да ещё вы пили, говорят… так, что ли, Фёдоров? – контр-адмирал обернулся на командира корабля.

– Так точно, товарищ контр-адмирал! – на нашего командира было жалко смотреть.

– А чего пили-то? У нас в радиусе двухсот километров спиртного не найдёшь?! – по голосу было видно, что начдива очень заинтересовал этот вопрос.

– Брагу, - промямлил Вовчик Суляк.

– А где ж вы её взяли?! – я заметил, что глаза контр-адмирала загорелись.
– Ни хрена себе, брагу!

– Сами поставили, - деваться Вовику было некуда, и он продолжал отвечать. Мы с Серёгой, потупив глаза, только тяжело вздыхали.

– Ни хера себе! – комдива явно развеселила наша история.
– Эй, командир, у тебя моряки брагу ставят, видно других дел на корабле нет, а?

– И где же вы её хранили? – контр-адмирал решил узнать абсолютно всё.

– В носовом пункте высадки десанта, - Вовик отвечал уже бодро и уверенно.

– И ни кто не обнаружил? – развёл руками начдив.
– Фёдоров, у тебя как люди вахту-то несут, а? Дозорный по живучести корабль обходит, или нет? Флагманский корабль, мать вашу!

– Вахта несётся добросовест… - начал было рапортовать наш командир, но комдив только махнул на него рукой и тот замолчал.

Контр-адмирал ещё раз осмотрел нас суровым начальственным взглядом, покачал головой и вынес вердикт. 

– Ладно, не будем вам жизнь портить. Так что ли, каптри? – это уже нашему командиру корабля.

– Так точно, товарищ контр-адмирал! – наш командир разве что каблуками не щёлкнул.

– Равняйсь! Смирррно! – рявкнул комдив, изобразив грозный вид.
– Матросам Никулину, Бояринову и Суляку объявляю десять суток ареста!

– Есть десять суток ареста, - гаркнули мы, а офицеры за спиной комдива облегчённо вздохнули.

Что ж, десять суток, так десять суток. Это даже к лучшему, по крайней мере, страсти немного улягутся. А то корабль, да что корабль вся база гудела, после того как происшедшее ночью побоище стало достоянием гласности. Не каждый день недослужившие и до полторашников моряки избивают, причём очень крепко, старослужащих. Невиданный «неуставняк»! Разговоров в корабельных курилках было немало, и наша слава обогнала нас. Как потом оказалось, на Губе уже знали о наших подвигах ещё до того, как мы на неё попали.