{05118}

– всё это у него было так сыто, противно, сурово. В "Ренессансе" и в Немецком клубе он обыкновенно бывал навеселе, много тратил там на женщин и терпеливо сносил их шутки (например, когда Ванда вылила ему на голову пиво, то он только улыбнулся и погрозил пальцем); теперь же он имел хмурый, сонный вид и глядел важно, холодно, как начальник, и что-то жевал. - Что прикажете?
– спросил он, не глядя на Ванду. Ванда поглядела на серьезное лицо горничной, на сытую фигуру Финкеля, который, по-видимому, не узнавал ее, и покраснела... - Что прикажете?
– повторил зубной врач уже с раздражением. - Зу... зубы болят...
– прошептала Ванда. - Ага... Какие зубы? Где? Ванда вспомнила, что у нее есть один зуб с дуплом. - Внизу направо...
– сказала она. - Гм!.. Раскрывайте рот. Финкель нахмурился, задержал дыхание и стал рассматривать больной зуб. - Больно?
– спросил он, ковыряя в зубе какой-то железкой. - Больно...
– солгала Ванда.
– "Напомнить ему, - думала она, - так он наверное бы узнал... Но... горничная! Зачем она тут стоит?" Финкель вдруг засопел, как паровоз, прямо ей в рот и сказал: - Я не советую вам плюмбуровать его... Из етова зуба вам никакого пользы, всё равно. Поковыряв еще немножко в зубе и опачкав губы и десны Ванды табачными пальцами, он опять задержал дыхание и полез ей в рот с чем-то холодным... Ванда вдруг почувствовала страшную боль, вскрикнула и схватила за руку Финкеля. - Ничего, ничего...
– бормотал он.
– Вы не пугайтесь... Из этим зубом вам всё равно мало толку. Надо быть храброй. И табачные, окровавленные пальцы поднесли к ее глазам вырванный зуб, а горничная подошла и подставила к ее рту чашку. - Дома вы холодной водой рот полоскайте...
– сказал Финкель, - и тогда кровь остановится...

{05119}

Он стоял перед ней в позе человека, который ждет, когда же наконец уйдут, оставят его в покое... - Прощайте...
– сказала она, поворачиваясь к двери. - Гм!.. А кто же мне заплатит за работу?
– спросил смеющимся голосом Финкель. - Ах, да...
– вспомнила Ванда, покраснела и подала выкресту рубль, вырученный ею за кольцо с бирюзой. Выйдя на улицу, она чувствовала еще больший стыд, чем прежде, но теперь уж ей было стыдно не бедности. Она уже не замечала, что на ней нет высокой шляпы и модной кофточки. Шла она по улице, плевала кровью, и каждый красный плевок говорил ей об ее жизни, нехорошей, тяжелой жизни, о тех оскорблениях, какие она переносила и еще будет переносить завтра, через неделю, через год - всю жизнь, до самой смерти... - О, как это страшно!
– шептала она.
– Как ужасно, боже мой! Впрочем, на другой день она уже была в "Ренессансе" и танцевала там. На ней была новая, громадная, красная шляпа, новая модная кофточка и туфли бронзового цвета. И ужином угощал ее молодой купец, приезжий из Казани.

{05120}

Посвящается балбесу, хвастающему своим сотрудничеством в газетах Некая муха летала по всем комнатам и громко хвастала тем, что сотрудничает в газетах. - Я писательница! Я публицистка!
– жужжала она. - Расступитесь, невежи! Слыша это, все комары, тараканы, клопы и блохи прониклись уважением к ее особе и многие даже пригласили ее к себе обедать и дали взаймы денег, а паук, боящийся гласности, забился в угол и решил не попадаться на глаза мухе... - А в каких газетах вы сотрудничаете, Муха Ивановна?
– спросил ее комар, который посмелее. - Почти во всех! Есть даже газеты, которым я своим личным участием придаю окраску, тон и даже направление!.. Без меня многие газеты были бы лишены своего характера! - Что же вы в газетах пишете, Муха Ивановна? - Я веду там особый отдел... - Какой? - А вот какой! И публицистка-муха указала на бесчисленные точки, которыми был покрыт засиженный мухами газетный лист.

{05121}

Со станции Бологое, Николаевской железной дороги, трогается пассажирский поезд. В одном из вагонов второго класса "для курящих", окутанные вагонными сумерками, дремлют человек пять пассажиров. Они только что закусили и теперь, прикорнув к спинкам диванов, стараются уснуть. Тишина. Отворяется дверь, и в вагон входит высокая, палкообразная фигура в рыжей шляпе и в щегольском пальто, сильно напоминающая опереточных и жюль-верновских корреспондентов. Фигура останавливается посреди вагона, сопит и долго щурит глаза на диваны. - Нет, и это не тот!
– бормочет она.
– Чёрт знает что такое! Это просто возмутительно! Нет, не тот! Один из пассажиров всматривается в фигуру и издает радостный крик: - Иван Алексеевич! Какими судьбами? Это вы? Палкообразный Иван Алексеевич вздрагивает, тупо глядит на пассажира и, узнав его, весело всплескивает руками. - Га! Петр Петрович!
– говорит он.
– Сколько зим, сколько лет! А я и не знал, что вы в этом поезде едете. - Живы, здоровы? - Ничего себе, только вот, батенька, вагон свой потерял и никак теперь его не найду, этакая я идиотина! Пороть меня некому! Палкообразный Иван Алексеевич покачивается и хихикает. - Бывают же такие случаи!
– продолжает он.
– Вышел я после второго звонка коньяку выпить. Выпил, конечно. Ну, думаю, так как станция следующая еще далеко, то не выпить ли и другую рюмку. Пока я думал и пил, тут третий звонок... я, как сумасшедший, бегу

{05122}

и вскакиваю в первый попавшийся вагон. Ну, не идиотина ли я? Не курицын ли сын? - А вы, заметно, в веселом настроении, - говорит Петр Петрович.
– Подсаживайтесь-ка! Честь и место! - Ни-ни... пойду свой вагон искать! Прощайте! - В потемках вы, чего доброго, с площадки свалитесь. Садитесь, а когда подъедем к станции, вы и найдете свой вагон. Садитесь! Иван Алексеевич вздыхает и нерешительно садится против Петра Петровича. Он, видимо, возбужден и двигается, как на иголках. - Куда едете?
– спрашивает Петр Петрович. - Я? В пространство. Такое у меня в голове столпотворение, что я и сам не разберу, куда я еду. Везет судьба, ну и еду. Ха-ха... Голубчик, видали ли вы когда-нибудь счастливых дураков? Нет? Так вот глядите! Перед вами счастливейший из смертных! Да-с! Ничего по моему лицу не заметно? - То есть заметно, что... вы того... чуточку. - Должно быть, у меня теперь ужасно глупое лицо! Эх, жалко, зеркала нет, поглядел бы на свою мордолизацию! Чувствую, батенька, что идиотом становлюсь. Честное слово! Ха-ха... Я, можете себе представить, брачное путешествие совершаю. Ну, не курицын ли сын? - Вы? Разве вы женились? - Сегодня, милейший! Повенчался и прямо на поезд. Начинаются поздравления и обычные вопросы. - Ишь ты...
– смеется Петр Петрович.
– То-то вы франтом таким разрядились. - Да-с... Для полной иллюзии даже духами попрыскался. По уши ушел в суету! Ни забот, ни мыслей, а одно только ощущение чего-то этакого... чёрт его знает, как его и назвать... благодушия, что ли? Отродясь еще так себя великолепно не чувствовал! Иван Алексеевич закрывает глаза и крутит головой. - Возмутительно счастлив!
– говорит он.
– Да вы сами посудите. Пойду я сейчас в свой вагон. Там, на диванчике, около окошка сидит существо, которое, так сказать, всем своим существом предано вам. Этакая блондиночка с носиком... с пальчиками... Душечка моя! Ангел ты мой! Пупырчик ты этакий! Филлоксера

{05123}

души моей! А ножка! Господи! Ножка ведь не то, что вот наши ножищи, а что-то этакое миниатюрное, волшебное... аллегорическое! Взял бы да так и съел эту ножку! Э, да вы ничего не понимаете! Ведь вы материалисты, сейчас у вас анализ, то да сё! Сухие холостяки, и больше ничего! Вот когда женитесь, то вспомните! Где-то теперь, скажете, Иван Алексеевич? Да-с, так вот пойду я сейчас в свой вагон. Там уж меня с нетерпением ждут... предвкушают мое появление. Навстречу мне улыбка. Я подсаживаюсь и этак двумя пальчиками за подбородочек... Иван Алексеевич крутит головой и закатывается счастливым смехом. - Потом кладешь свою башку ей на плечико и обхватываешь рукой талию. Кругом, знаете ли, тишина... поэтический полумрак. Весь бы мир обнял в эти минуты. Петр Петрович, позвольте мне вас обнять! - Сделайте одолжение. Приятели при дружном смехе пассажиров обнимаются, и счастливый новобрачный продолжает: - А для большего идиотства или, как там в романах говорят, для большей иллюзии, пойдешь к буфету и опрокидонтом рюмочки две-три. Тут уж в голове и в груди происходит что-то, чего и в сказках не вычитаешь. Человек я маленький, ничтожный, а кажется мне, что и границ у меня нет... Весь свет собой обхватываю! Пассажиры, глядя на пьяненького, счастливого новобрачного, заражаются его весельем и уж не чувствуют дремоты. Вместо одного слушателя около Ивана Алексеевича скоро появляется уж пять. Он вертится, как на иголках, брызжет, машет руками и болтает без умолку. Он хохочет, и все хохочут. - Главное, господа, поменьше думать! К чёрту все эти анализы... Хочется выпить, ну и пей, а нечего там философствовать, вредно это или полезно... Все эти философии и психологии к чёрту! Через вагон проходит кондуктор. - Милый человек, - обращается к нему новобрачный, - как будете проходить через вагон 209, то найдите там даму в серой шляпке с белой птицей и скажите ей, что я здесь! - Слушаю. Только в этом поезде нет 209 . Есть 219!

{05124}

– Ну, 219! Всё равно! Так и скажите этой даме: муж цел и невредим! Иван Алексеевич хватает вдруг себя за голову и стонет: - Муж... Дама... Давно ли это? Муж... Ха-ха... Пороть тебя нужно, а ты - муж! Ах, идиотина! Но она! Вчера еще была девочкой... козявочкой... Просто не верится! - В наше время даже как-то странно видеть счастливого человека, - говорит один из пассажиров. - Скорей белого слона увидишь. - Да, а кто виноват?
– говорит Иван Алексеевич, протягивая свои длинные ноги с очень острыми носками.
– Если вы не бываете счастливы, то сами виноваты! Да-с, а вы как думали? Человек есть сам творец своего собственного счастия. Захотите, и вы будете счастливы, но вы ведь не хотите. Вы упрямо уклоняетесь от счастья! - Вот те на! Каким образом? - Очень просто!.. Природа постановила, чтобы человек в известный период своей жизни любил. Настал этот период, ну и люби во все лопатки, а вы ведь не слушаетесь природы, всё чего-то ждете. Далее... В законе сказано, что нормальный индивидуй должен вступить в брак... Без брака счастья нет. Приспело время благоприятное, ну и женись, нечего канителить... Но ведь вы не женитесь, всё чего-то ждете! Засим в писании сказано, что вино веселит сердце человеческое... Если тебе хорошо и хочется, чтобы еще лучше было, то, стало быть, иди в буфет и выпей. Главное - не мудрствовать, а жарить по шаблону! Шаблон великое дело! - Вы говорите, что человек творец своего счастия. Какой к чёрту он творец, если достаточно больного зуба или злой тещи, чтоб счастье его полетело вверх тормашкой? Всё зависит от случая. Случись сейчас с нами кукуевская катастрофа, вы другое бы запели... - Чепуха!
– протестует новобрачный.
– Катастрофы бывают только раз в год. Никаких случаев я не боюсь, потому что нет предлога случаться этим случаям. Редки случаи! Ну их к чёрту! И говорить даже о них не хочу! Ну, мы, кажется, к полустанку подъезжаем.

{05125}

– Вы теперь куда едете?
– спрашивает Петр Петрович.
– В Москву или куда-нибудь южнее? - Здравствуйте! Как же это я, едучи на север, попаду куда-нибудь южнее? - Но ведь Москва не на севере. - Знаю, но ведь мы сейчас едем в Петербург!
– говорит Иван Алексеевич. - В Москву мы едем, помилосердствуйте! - То есть как же в Москву?
– изумляется новобрачный. - Странно... Вы куда билет взяли? - В Петербург. - В таком случае поздравляю. Вы не на тот поезд попали. Проходит полминуты молчания. Новобрачный поднимается и тупо обводит глазами компанию. - Да, да, - поясняет Петр Петрович.
– В Бологом вы не в тот поезд вскочили... Вас, значит, угораздило после коньяку во встречный поезд попасть. Иван Алексеевич бледнеет, хватает себя за голову и начинает быстро шагать по вагону. - Ах, я идиотина!
– негодует он.
– Ах, я подлец, чтобы меня черти съели! Ну, что я теперь буду делать? Ведь в том поезде жена! Она там одна, ждет, томится! Ах, я шут гороховый! Новобрачный падает на диван и ежится, точно ему наступили на мозоль. - Несчастный я человек!
– стонет он.
– Что же я буду делать? Что? - Ну, ну...
– утешают его пассажиры.
– Пустяки... Вы телеграфируйте вашей жене, а сами постарайтесь сесть по пути в курьерский поезд. Таким образом вы ее догоните. - Курьерский поезд!
– плачет новобрачный, "творец своего счастья".
– А где я денег возьму на курьерский поезд? Все мои деньги у жены! Пошептавшись, смеющиеся пассажиры делают складчину и снабжают счастливца деньгами.