– Касаткин, не ожидал тебя здесь увидеть, – проговорил Леша, справившись со своим отвращением к нему. Кто бы знал, как он хотел зарядить Психу в глаз. А лучше взять за волосенки и мордой об стол. Раз, другой, третий…

– А я тебя… – ответил Касаткин. И с мерзкой улыбкой добавил: – Щенок.

Желание размазать Гошину рожу даже не по столу, а по асфальту, скинув его с шестого этажа, стало нестерпимым. Но Назаров смог унять свою ненависть. А презрительное прозвище хоть и резануло слух, но не обидело. Странно, что раньше оно так Лешу задевало. Щенок? И что? Всего лишь песий детеныш. Ничего обидного!

– Что ты тут делаешь, Касаткин? – Конечно, Леша мог бы вместо фамилии употребить прозвище, но не сделал этого намеренно. Хотел показать, что повзрослел, чего желал и Психу.

– Я тут работаю.

– У Миланы?

– Да.

– Кем?

– А я обязан отвечать?

– Обязан. – Леша достал свои корочки и продемонстрировал Касаткину.

– Да я знаю, что ты мусор, можешь не напоминать.

– Мусор ты, а я милиционер. Так кем ты тут работаешь?

– Личным водителем Миланы Робертовны.

– Вчера на стройплощадку ты ее отвозил?

– Естественно.

– Что делал, пока Милана отсутствовала?

– Как всегда, сидел в машине, слушал музыку.

– Кто-то может это подтвердить?

– Не имею понятия. А что, мне нужно алиби? Я под подозрением?

– Как и все…

– Смешно. Я покойного практически не знал. У меня не было причин желать его смерти. Файзаров не сделал мне ничего плохого.

– А те животные, которых ты истязал, тебе делали что-то плохое?

– Это было давно, – спокойно возразил Гоша.

Назаров внимательно посмотрел на него и отметил, что Касаткин сильно изменился с тех пор, как они виделись в последний раз. Тогда это был подросток с нервным тиком и безумными глазами. Теперь мужчина со спокойным лицом. Да, в нем осталась жестокость, но она была не явной. По крайней мере неважный физиономист посчитал бы внешность Гоши вполне приятной.

– Люди не меняются, – сказал Назаров.

– Да? Значит, ты тот же щенок, что и раньше?

И снова Леша сдержался. Хотя сейчас было труднее. Хотелось выплюнуть ему в лицо: «Я, может, и щенок… А ты! Ты тварь, не поддающаяся квалификации… Всегда ею был, ею и остался!» А потом его или в морду, или из окна. Все равно!

– Поговорил бы с тобой сейчас, но нет времени, – вздохнул Назаров. – Придется повесткой вызывать. В отделении побеседовать. До свидания!

– Да иди ты на!.. – не выдержал его спокойствия Псих.

– Нет, это ты иди. А уж куда, сам решай. Я же останусь. У меня тут еще дела…

И, сделав вид, что перестал замечать Касаткина, обратился к Свете:

– Мы можем поговорить?

– Конечно.

– Вам где удобно? Здесь или в другом месте?

– У меня сейчас обед. Пойдемте в кафе, там и поговорим.

Леша кивнул. Боковым зрением он уловил движение. Это Гоша вышел из приемной. Как только он покинул помещение, в нем как будто стало больше воздуха. По крайней мере Леше задышалось гораздо вольготнее.

Светлана тем временем взяла сумку, переобулась (на ней были модельные туфельки, изящные, на тонкой шпильке, но она сняла их и сунула ноги в сандалии без каблука) и первой направилась к выходу. Назаров за ней. Походка у гражданки Зарубиной была стремительной. При ходьбе ее маленькая округлая попка так завлекательно ходила туда-сюда, что Леша глаз не мог отвести. Ему всегда нравились хрупкие девушки. Не болезненно худые, а именно хрупкие. Чтоб их стройность была естественной, гармоничной. Если же у миниатюрной девушки было миленькое, нежное личико, то Назаров мгновенно млел. Вот и при взгляде на Светлану он «поплыл». Давно ему не встречались столь очаровательные «дюймовочки». Пожалуй, с тех пор, как он потерял лучшую из них… Наташу.

– Можно я спрошу? – подала голос Света.

– Да, конечно.

– Откуда вы знаете Игоря?

– Мы из одного детдома.

– Так вы тоже?.. Как мы все?

– То есть и вы сирота?

– Да мы в «Семь Я» почти все детдомовские. Это первая «рекомендация» при приеме на работу. Милана сама проводит собеседования. И если выясняется, что кандидат детдомовский, Черемушкина отдает предпочтение именно ему.

– То есть ваш покойный муж тоже был?..

– Он нет. Валера Иванов тоже рос в семье. Правда, не полной.

– С матерью?

– Нет, с отцом. А вот Рамиль жил с матерью и отчимом. Но он сразу после школы уехал из родного городка в Москву учиться и больше с родными не виделся. Не очень, видно, дружными были, раз не навестил их ни разу. Хотя мне лично непонятно это. Как можно не хотеть повидаться с близкими людьми. Если б у меня был хоть кто-то, я бы…

И тяжкий вздох, последовавший за этим, был красноречивее слов.

– Вы в каком возрасте в детский дом попали? – спросил Леша.

– Я отказник. И потому с пеленок нахожусь на попечении государства.