– Применял физическую силу в качестве наказания.

– Шлепал ладонью по попе?

– Нет, Сережа. Стегал ремнем. И не только по мягкому месту. А ей всего девять. Малышка еще. Самого Файзарова отчим порол до пятнадцати лет. Рамиль его за это ненавидел. А мать осуждал за то, что она за него не заступалась. И вот проходят годы, и он повторяет поведение своего приемного отца.

– Меня это не удивляет.

– Меня тоже. Любой психолог найдет его поведению объяснение. Жаль, что я поздно узнала о том, что в детстве к Рамилю применялось насилие…

– Если б раньше узнала, не позволила бы ему стать приемным отцом?

– Скорее всего.

– Меня в детстве не пороли. Отцу и матери было на меня начхать. Они пили. Но я не пью. Так что…

– Сереж, я подумаю, хорошо?

– Подумай.

Феофанов встал, хотел уйти, но его задержало любопытство:

– А куда Света делась? – спросил он у Миланы.

– Уволилась, – сухо ответила она.

– С чего вдруг?

Черемушкина пожала плечами.

– Вы же вроде дружили. И ты не знаешь?

– Вот именно, дружили. В прошедшем времени. Теперь не дружим. И я не знаю, почему она решила уволиться. – И сурово закончила: – Если у тебя все, то давай попрощаемся. У меня куча дел.

Сергей учтиво кивнул ей и удалился.

Назаров и Сказка шли по коридору и разговаривали.

– Ты уверен, что Феофанов и Фофанов одно и то же лицо? – спрашивал Леша.

– Да точно тебе говорю, – отвечал Витек. – Паспортистка допустила грубейшую ошибку. Когда Сергей Фофанов в двадцать пять лет менял паспорт, его записали как Феофанова. Другой бы, заметив это, настоял на переделке документа, но наш гусь только обрадовался. Во-первых, фамилия его стала благозвучнее. А во-вторых, можно с ней начать новую жизнь.

– А что в старой было?

– Ничего особо страшного. Но репутация Фофана (это кликуха нашего благотворителя) была сильно подмоченной. Крышевал ларечников и лоточников. Ввязывался в драки. Но приводов не имел. А вот по одному нехорошему делу проходил как свидетель.

– Какому такому делу?

– У ларьков, которые Фофан крышевал, вечно малолетняя шантрапа крутилась. Клей они в них покупали. И прямо за палатками нюхали его.

– И?

– Что «и»? Донюхались! Скончались ребятишки от передоза. У следствия было подозрение, что их довели до самоубийства старшие «товарищи». То есть наш Фофан и его дружки.

– Но доказать это не удалось?

– Нет. Дело квалифицировали как несчастный случай и благополучно закрыли. А Фофан совсем скоро сменил место жительства. Переехал к тетке в Москву, устроился в котельную работать. То есть начал новую жизнь.

– Похвально.

– Но подозрительно! Так что с господином Фофановым я намереваюсь встретиться, покалякать о том о сем. Уже звонил, договорился.

– А я домой.

– Везет дуракам!

Они вышли на улицу.

– Опять дождь, – с грустью заметил Сказка.

– Да уж… – Леша не так, как безлошадный Витек, огорчался плохой погоде, ведь ему не нужно было бегать до остановок автобуса или метро, но все же и Назарову не нравилась сегодняшняя морось. И не потому, что машина пачкается. Просто настроение в дождливые дни как-то резко снижается. – Подбросить? – спросил он у Сказки.

– Докуда? – уточнил практичный Витек.

– До метро.

– А до места? – с надеждой спросил Сказка.

– Не борзей.

– Ладно, – покладисто согласился тот.

Назаров открыл машину и кивком пригласил приятеля забираться в салон. Тот быстро шмыгнул в авто. Леша последовал за ним. Дождь шел не сильный, но оба успели вымокнуть. У Назарова текло с волос (он обычно раз в месяц стригся, и довольно коротко, но тут пропустил запланированный визит к парикмахеру), а у Сказки вся футболка была насквозь мокрая. Он не накинул, как Леша, сверху ветровки, желая покрасоваться в новом предмете гардероба. И теперь мерз, стуча зубами.

– Холодно, блин! – выдал он, зябко поежившись.

– Сейчас будет теплее, – успокоил его Леша, включив печку.

– Эх, водочки бы сюда… И шашлычка. Знаешь, как согревает порция хорошего алкоголя и шмат пропахшего дымком мяса?

– Могу только догадываться, – усмехнулся Леша.

– Эх ты, святоша… Ничего в жизни не понимаешь.

– Да где мне? – нисколько не обиделся Назаров. Он уже привык к тому, что Сказка считает его, непьющего, обделенным. Как будто для того, чтобы ощущать весь спектр эмоций, человек обязан принимать алкоголь.