— Так-то лучше.

Женщина улыбнулась, и Ищейка тоже улыбнулся, как идиот. Кажется, у него даже потекли слюни — ну, немножко, — но это его не волновало. Пока она говорит, все остальное не имеет значения. Она подозвала их, длинные белые пальцы шевельнулись в густом воздухе.

— Зачем стоять так далеко от меня? Подойдите.

Ищейка и Молчун, спотыкаясь, бросились к ней, как нетерпеливые дети. Ищейка чуть не упал, спеша угодить ей, а Молчун врезался в стол, едва не разбив лицо.

— Меня зовут Кауриб.

— О да, — произнес Ищейка.

Прекраснейшее имя, без сомнения. Удивительно, что одно-единственное слово может быть таким прекрасным.

— Меня зовут Хардинг Молчун!

— А меня называют Ищейкой, это из-за чуткого нюха… и я… ну…

Во имя мертвых, как трудно сосредоточиться! У него было какое-то важное дело, но, хоть тресни, он не мог вспомнить какое.

— Ищейка? Прекрасно.

Ее голос убаюкивал, как теплая ванна, как ласковый поцелуй, как молоко и мед.

— Пока не время спать!

Ищейка повернул голову. Накрашенное лицо Кауриб расплывалось черными и белыми пятнами перед его глазами.

— Прости, — пробормотал он, опять покраснел и попытался спрятать нож за спиной.

— Прошу прощения за этот ножик… даже не знаю, что…

— Не волнуйся. Я рада, что ты его принес. Думаю, лучше всего будет проткнуть этим ножом твоего друга.

— Его? — Ищейка покосился на Молчуна.

Молчун усмехнулся и кивнул.

— Ага, точно.

— Хорошо, хорошо. Неплохая мысль.

Ищейка поднял нож, вдруг ставший очень тяжелым.

— Ты бы хотела, чтобы я воткнул нож в какое-то определенное место?

— Хорошо бы в сердце.

— Ты права. Права. Именно в сердце.

Молчун повернулся, чтобы ему было удобнее. Ищейка моргнул, вытер пот со лба.

— Значит, вот сюда.

Черт, у него кружилась голова. Он глянул на грудь Молчуна, что бы не промахнуться и попасть с первого раза.

— Вот сюда…

— Давай, — прошипела она, — сделай это!

Топор с хрустом рассек ее голову ровно посередине, до самого подбородка. Хлынула кровь, тощее тело ведьмы рухнуло на камни, как тряпичная кукла.

Доу нахмурился, поворачивая топор сначала в одну сторону, по том в другую, пока орудие не вышло из разбитого черепа Кауриб с едва слышным хлюпающим отзвуком.

— Эта сучка слишком много болтала, — пробурчал он.

Девять Смертей почувствовал: что-то изменилось. Словно первые зеленые почки распускались по весне. Словно повеяло теплом при приближении лета. Он понял это по хватке Наводящего Ужас: кости уже не гнулись, готовые рассыпаться. Сила гиганта уменьшилась, а сила его противника возросла.

Девять Смертей втянул в себя воздух, его ярость вспыхнула и запылала. Медленно-медленно он оторвал лицо от плеча гиганта, ощутив, как металл выскальзывает изо рта. Он поворачивался, пока не высвободил шею и не взглянул в перекошенное лицо великана. Девять Смертей улыбнулся, подался вперед и мгновенно, как искра, глубоко вонзил зубы в огромную нижнюю губу Фенриса.

Гигант захрипел, сдвинул руки и попытался оторвать от себя голову Девяти Смертей, чтобы избавиться от его зубов. Но легче было бы избавиться от смертельной болезни. Он ослабел, и Девять Смертей повернул руку, которой держал меч Делателя. Он поворачивалее, как змея изгибается в своем гнезде, и медленно вытягивал меч.

Левая рука гиганта, разрисованная письменами, отпустила тело противника и схватила его запястье, но остановить Девять Смертей было нельзя. Если молодой побег находит трещину в горной породе, через много лет его глубоко проросшие корни разрывают на части камень. Так и Девять Смертей напряг мускулы и позволил времени медленно течь своим чередом, с шипением выливая ненависть в искривленную пасть Наводящего Ужас. Лезвие тихо-тихо поползло вверх, и острие впилось в раскрашенную плоть, как раз под ребрами гиганта.

Девять Смертей почувствовал, как горячая кровь окропила рукоятку меча, потекла по сжатым в кулак пальцам Фенриса, закапала из его рта прямо в рот Логена, скатывалась по шее, лилась на землю из ран на спине, как и должно было быть. Осторожно, тихо лезвие вползало в татуированное тело Наводящего Ужас сбоку, вверх, все глубже.

Ногти гиганта вонзились в руку Девяти Смертей, в его спину, отчаянно отыскивая способ остановить ужасающее продвижение клинка. Но с каждым мгновением силы Фенриса таяли, как лед перед огнем. Легче повернуть течение Белой реки, чем остановить Девять Смертей. Движение его рук было сродни росту могучего дерева: едва заметно, но необратимо. Ни плоть, ни камень, ни металл не могли помешать ему.