Между тем Людовик XIV все еще вертел в руках письмо Мазарини, не глядя на него. Наконец его взгляд остановился на нем, и, прочитав первую строчку, король вскрикнул.

— Что с вами, сын мой? — спросила Анна Австрийская, подходя к королю.

— Письмо как будто от кардинала, — сказал король, продолжая читать. — Да, действительно от кардинала!

— Что, ему хуже?

— Прочтите сами, — предложил король, передавая листок королеве.

Анна Австрийская, в свою очередь, прочла письмо. По мере того как она читала, в ее глазах загоралась радость, которую она тщетно старалась скрыть от взглядов Фуке.

— О! Да это дарственная! — воскликнула королева.

— Дарственная? — переспросил Фуке.

— Да, — отвечал король суперинтенданту финансов. — Господин кардинал, чувствуя приближение смерти, передает мне свое состояние.

— Сорок миллионов! — продолжала королева. — Ах, сын мой! Какой благородный поступок со стороны кардинала! Он пресекает все дурные слухи. Эти сорок миллионов, медленно собранные, вольются сразу в королевскую казну: вот верный подданный и истинный христианин.

Прочитав еще раз бумагу, королева возвратила ее Людовику, который вздрогнул, услышав названную королевой огромную сумму. Фуке, отступивший на несколько шагов, молчал.

Король посмотрел на него и подал ему письмо. Суперинтендант поклонился и сказал, едва взглянув на бумагу:

— Да, я вижу, это дарственная.

— Надо ответить, сын мой, — сказала Анна Австрийская, — ответить сейчас же.

— Как ответить, ваше величество?

— Поехать к кардиналу.

— Но ведь не прошло и часа, как я вернулся от его высокопреосвященства, — возразил король.

— Так напишите ему, сын мой.

— Написать! — с отвращением воскликнул король.

— Но, мне кажется, — продолжала Анна Австрийская, — человек, предлагающий такое сокровище, имеет право на немедленную благодарность.

Потом, повернувшись к Фуке, она спросила:

— Не так ли, господин Фуке?

— Подарок стоит того, государыня, — ответил Фуке со сдержанностью, не ускользнувшей от внимания короля.

— Так примите и поблагодарите, сын мой, — сказала королева настойчиво.

— А что думает господин Фуке?

— Вы хотите знать мое мнение, государь?

— Да.

— Поблагодарите, но не принимайте подарка, ваше величество, — проговорил Фуке.

— А почему? — спросила королева.

— Вы сами сказали, государыня: короли не могут или не должны принимать подарков от своих подданных.

Король молча выслушал эти противоречивые советы.

— Сударь, — возразила Анна Австрийская, — вы не только не должны отговаривать короля от принятия этих денег, но даже обязаны, по вашему званию, разъяснить его величеству, что эти сорок миллионов — для него богатство.

— Именно потому, что эти сорок миллионов — богатство, я должен сказать королю: «Ваше величество, если неприлично королю принять от подданного шестерку лошадей ценою в двадцать тысяч ливров, то еще неприличнее принять целое состояние от другого подданного, не всегда разборчивого по части средств, которыми это состояние создано».

— Вам не подобает, сударь, учить короля, — сказала Анна Австрийская. — Доставьте ему сами сорок миллионов, которых вы хотите лишить его.

— Король получит их, когда пожелает, — произнес с поклоном суперинтендант финансов.

— Да, изнурив народ налогами, — ответила Анна Австрийская.

— А разве не из народа выжаты сорок миллионов, указанные в дарственной? Его величество хотел знать мое мнение, и я высказал его. Если король пожелает моего содействия, я готов усердно служить ему.

— Примите, примите, сын мой, — опять повторила Анна Австрийская. — Вы выше толков и пересудов.

— Откажитесь, ваше величество, — сказал Фуке. — Пока король жив, у него одна преграда — совесть, один судья — его воля. Но после смерти его судит потомство, которое оправдывает или обвиняет его.

— Благодарю, ваше величество, — сказал Людовик, почтительно кланяясь королеве. — Благодарю, — прибавил он, прощаясь с Фуке.

— Вы примете? — спросила Анна Австрийская.