Королева хотела ответить. Мазарини остановил ее:

— Говорите правду! Ради всего святого — правду! Не льстите умирающему несбыточной надеждой!

В эту минуту он поймал взгляд Кольбера, говоривший, что он собирается сделать неверный шаг.

— Я знаю, — отвечала Анна Австрийская, взяв кардинала за руку, — вы великодушно предложили королю не небольшой подарок, как вы говорите из скромности, а огромную сумму. Знаю, как вам будет тяжело, если король…

Умирающий Мазарини слушал ее с большим вниманием, чем десять здоровых людей.

— Если король… — пробормотал он.

— Если король, — продолжала Анна Австрийская, — не примет дара, который вы ему предлагаете от души.

Мазарини откинулся на подушку с отчаянием человека, отказавшегося от всякой борьбы. У него хватило сил и присутствия духа бросить на Кольбера один из тех взглядов, которые стоят десяти длинных поэм.

— Не правда ли, — прибавила королева, — вы сочли бы отказ короля за оскорбление?

Мазарини метался в постели, не произнося ни слова. Королева не поняла или притворялась, что не понимает его.

— Поэтому, — сказала она, — я постаралась помочь королю добрым советом. Нашлись люди, завидующие той славе, какою покроет вас этот великодушный поступок. Они старались внушить королю, что ему не следует принимать вашего подарка; но я боролась за вас, и так удачно, что, кажется, вам не придется перенести горечи отказа.

— Ах, — прошептал Мазарини, обращая на нее мутный взгляд, — вот услуга! Я ни на минуту не забуду ее в те немногие часы, которые мне остается прожить!

— Надо признаться, что эта услуга стоила мне большого труда.

— Ах, проклятие! Я думаю!

— Что с вами?

— Горю! Горю!

— Вы очень мучаетесь?

— Как в аду!

Кольбер готов был провалиться сквозь землю.

— Вы думаете, — спросил Мазарини у королевы, — вы думаете, что его величество… — он остановился на секунду, — что его величество придет поблагодарить меня?

— Да, — ответила королева.

Мазарини пронзил Кольбера огненным взглядом.

В эту минуту доложили о появлении короля в передних, полных посетителей. Кольбер воспользовался суматохой и исчез в проходе за кроватью кардинала. Анна Австрийская стоя ждала сына. Людовик XIV, войдя в дверь, устремил глаза на умирающего. Кардинал не пожелал даже повернуться к королю, от которого он уже ничего не ожидал.

Камердинер придвинул кресло к кровати. Людовик XIV поклонился королеве, кардиналу и сел. Королева тоже села.

Король оглянулся. Камердинер понял его взгляд и подал знак придворным, которые тотчас удалились. В спальне воцарилась тишина. Молодой король, всегда робевший перед тем, кто был его учителем в юности, чувствовал еще больше почтения к нему в торжественную минуту смерти. Поэтому он не решался начать разговор сам, сознавая, что теперь каждое слово должно иметь особенное значение, не только для этого, но и для потустороннего мира.

Кардинала в это время мучила только одна мысль — о дарственной. Причиной его истерзанного вида и угрюмого взгляда были не страдания, а томительное ожидание: вот сейчас король поблагодарит его и убьет сразу всякую надежду на возвращение денег.

Мазарини первый нарушил молчание.

— Ваше величество тоже переехали в Венсен? — спросил он.

Король кивнул головой.

— Вы оказали лестную милость умирающему, — продолжал Мазарини, — я умру спокойнее.

— Надеюсь, — отвечал король, — что я пришел не к умирающему, а к больному, который может выздороветь.

Мазарини покачал головой.

— Последнее посещение, — сказал он, — да, последнее!

— Если бы это было так, — отвечал король, — я пришел бы в последний раз попросить совета у руководителя, которому я всем обязан.

Анна Австрийская была женщиной: она не могла сдержать слез. Людовик тоже казался растроганным, но более всех был взволнован Мазарини, хотя совсем по иной причине. Наступило молчание. Королева отерла слезы. Король успокоился.

Мазарини пожирал короля глазами, чувствуя, что наступает решительная минута.

— Я говорил, — продолжал король, — что многим обязан вашему преосвященству. Главная цель моего посещения, господин кардинал, — поблагодарить вас от души за последнее доказательство дружбы, которое я получил.