— Трижды дурак! — вскричал Кольбер в бешенстве, встряхивая своими густыми, как грива, черными волосами. — Что за вздор вы мелете! По-вашему, я хотел устроить бунт? Да вы пьяны или с ума сошли?

— Но, сударь, ведь они кричали: «Да здравствует Кольбер!» — возразил начальник конвоя в сильном смущении.

— Какая-нибудь горсточка бунтарей…

— Нет, сударь, вся площадь.

— Неужели народ в самом деле кричал: «Да здравствует Кольбер!»? — спросил интендант, просветлев. — Уверены ли вы в том, что говорите?

— Крики были такие, что глухой услышал бы.

— И это действительно кричал народ, самый настоящий народ?

— Конечно, сударь, этот-то настоящий народ и поколотил нас.

— Очень хорошо, — произнес Кольбер, всецело занятый своими мыслями. — Так вы полагаете, что сжечь осужденных было желанием народа?

— О да, конечно.

— Это — дело другое… Вы дали хороший отпор?..

— Мы потеряли трех человек.

— Но, надеюсь, вы никого не убили?

— На месте осталось несколько убитых бунтарей, и между ними один человек не простой…

— Кто это?

— Некто Менвиль, за которым уже давно следила полиция.

— Менвиль! — вскричал Кольбер. — Не тот ли, что убил на улице Юшет человека, требовавшего жирного цыпленка?

— Он самый, сударь.

— И этот Менвиль тоже кричал: «Да здравствует Кольбер!»?

— Кричал, и даже громче всех, как бешеный.

Лицо Кольбера снова омрачилось и приняло озабоченное выражение; осветившее было его сияние горделивой радости сразу погасло.

— Так что же вы говорите, — разочарованно произнес он, — что почин в этом деле шел от народа? Менвиль был моим врагом; он отлично знал, что рано или поздно я непременно повешу его. Он — один из наемников аббата Фуке… Все это было, несомненно, подстроено самим Фуке, ведь казненные — друзья его детства!

«Вот как! — подумал д’Артаньян. — Теперь мне все ясно. И все-таки Фуке, что бы о нем ни говорили, — благородный человек».

— Уверены ли вы, что Менвиль убит? — спросил Кольбер офицера.

Тут д’Артаньян решил, что ему пора вмешаться в разговор, и выступил вперед.

— Да, он убит, господин Кольбер, — сказал он.

— Ах, это вы, сударь? — произнес Кольбер.

— Он убит мной! — непринужденно ответил мушкетер. — Я полагал, что Менвиль ваш отъявленный враг.

— Не мой, а короля, — возразил Кольбер.

«Скотина! — подумал д’Артаньян. — Ты вздумал еще лицемерить со мной!»

— Я очень счастлив, что мог оказать королю такую услугу, — произнес он вслух. — Не возьметесь ли вы довести это до сведения его величества, господин интендант?

— Прошу вас, сударь, определить точнее: что за поручение вы мне даете и что именно должен я передать королю? — отвечал Кольбер язвительным тоном, в котором явственно прозвучала неприязнь.

— Я не даю вам никакого поручения, — возразил д’Артаньян со спокойствием, никогда не покидающим насмешников. — Я думал, что вас не затруднит доложить его величеству, что я, попав случайно на Гревскую площадь, расправился с Менвилем и водворил должный порядок.

Кольбер широко открыл глаза и вопросительно взглянул на начальника конвоя.

— Да, верно, — подтвердил тот. — Этот господин оказался нашим спасителем.

— Что же вы сразу не сказали, что пришли сюда сообщить об этом? — сказал Кольбер мушкетеру с досадой. — Все объяснилось бы, и вам же было бы лучше.

— Вы ошибаетесь, господин интендант, я пришел сюда совсем не для этого.

— Однако вы совершили настоящий подвиг.

— О, — небрежно произнес мушкетер, — я привык к этому.

— Так чему же я обязан честью вашего посещения?

— Король приказал мне явиться к вам.

— А, значит, вы явились за деньгами? — сказал Кольбер сухо, увидев, что д’Артаньян достает из кармана какую-то бумагу.

— Совершенно верно, сударь.

— Потрудитесь подождать, пока начальник конвоя закончит свой доклад.

Д’Артаньян весьма дерзко повернулся на каблуках, отвесил Кольберу почти шутовской поклон и быстро направился к двери.

Такая решимость очень удивила Кольбера. Он привык, что военные, обычно крайне нуждавшиеся в деньгах, проявляли неистощимое терпение, приходя к нему.