Трапезников Александр
Шрифт:
Когда отстал он от великокняжеской свиты, то решил зайти в сельский приходской храм во имя преподобного Даниила Столпника, обветшавший от времени. Никого там не было, но свечи горели. И такая стояла торжественная тишина, что Силуан опустился на колени и начал молиться истово, горячо, с ревностию в душе и сердце. А когда окончил, то видит: стоит перед ним незнакомец. Испугался юноша его взгляда, не в силах подняться, отяжелело все тело. Но неизвестный говорит ласково: Не бойся, отрок. Ибо я христианин и господин сему месту, имя же мне Даниил, великий князь Московский. По изволению Божию погребен я в сем Данииловом монастыре. Ты же, юноша, иди и скажи великому князю Иоанну: Вот, ты себя всячески утешаешь. Для чего же предал меня забвению? Но если забыт я им, то никогда не забывал меня мой Бог. Пусть отложит страх и ударит на врага христианского, и да увенчает его Господь победою. И после этих слов святой князь сделался невидимым. А Силуан поспешил исполнить заповеданное ему.
Выслушав юношу, великий князь Иоанн III Васильевич еще крепче задумался. Первым же делом по возвращении в Первопрестольную, он постановил петь соборные панихиды по своим князьям-родственникам, особенно же божественные службы вести о Данииле Московском, поминать милостынею, молитвами и благотворениями. А от Угры татары сами бежали, объятые внезапным ужасом, никем не гонимые, кроме, наверное, Небесных Сил. Не оружие и не мудрость человеческая, но Сам Господь спас Россию. Так пришел конец на Руси ордынскому игу…
Глава четвертая
Оказалось, что у нас нет денег даже на то, чтобы нормально позавтракать. И это при том, что в кармане у Алексея лежал усыпанный бриллиантами и драгоценными камнями золотой крест. Хватило бы и на обед, и на ужин до конца жизни.
— Тут неподалеку ломбард… — кисло пошутил я. — А что ты вообще намерен делать с этим крестом?
— Как что? Вернуть в усыпальницу. Когда туда возвратятся и мощи святого Даниила, — последовал суровый ответ.
— Но не разгуливать же с ним по улицам! Кругом воры, бандиты и убийцы. И этот… В длинной шляпе и с черной бородой. То есть наоборот.
— О чем вы, мальчики? — вмешалась Маша. Старика она, судя по всему, не видела. Может быть, и к лучшему.
— О нашем, о женском, — ответил я. — Крест надо поместить в сейфовую ячейку, в банке.
— Пожалуй, — согласился Алексей. — Но для этого все равно нужны деньги. А у меня их, собственно, никогда толком и не было. В практических делах я совершенно бесполезен. Не мое время.
— Это заметно.
— Зато я знаю, где их достать, — сказала Маша. — Ждите меня здесь. Через час вернусь.
Мы находились в это время на Преображенской площади. Когда Мария упорхнула, нам ничего больше не оставалось, как молча слоняться взад-вперед и кругами. Первым затянувшееся молчание нарушил я.
— Надеюсь, она не станет экстерном овладевать древнейшей профессией. Да и время неподходящее.
Но Алексей меня не слышал. Мысли его были заняты другим. Но наконец и он заговорил, а то я уже стал слегка позевывать, от какой-то необъяснимой тоски и вполне объяснимого голода.
— Каким-то образом криминальные элементы прознали об этом сокровище — я имею в виду крест — и вышли на след двух женщин-паломниц, начал он. — Ведь в их среде теперь не только отпетые уголовники, но и доктора наук, включая историков-архивистов. Я знаю, что за древними реликвиями идет настоящая охота. Не удивлюсь, если уже начали потихоньку растаскивать усыпальницу русских царей из Петропавловской крепости. На Западе на такие сокровища спрос особый. Да и любой наш доморощенный Смердяков, с Рублевского шоссе, сделавший себе первоначальный капитал на платных туалетах у Казанского вокзала, не прочь покрасоваться в горностаевой мантии от Николая II. Новое пришествие Хама в Россию.
— И второй исход Вексельберга из Египта с яйцами Фаберже, — добавил я. — Твою мысль я понял. За женщинами в Оптину пустынь были отряжены гонцы. Почему они не изъяли крест раньше? Что-то не получилось. Возможно, тетушка хранила его где-то в тайном месте.
— Как и святые мощи, — продолжил Алексей. — В принципе, меня интересуют именно они. А криминалу они совершенно безразличны. Что им делать с останками благоверного князя? Не будут же на них молиться?
— Да уж. Мордой не вышли. Как погляжу на этого Абрамовича…
— Скорее всего, просто уничтожат в топке. Если получится. Святые мощи сами себя защищают. И они еще не знают, что может произойти, если только попробуют. Вот в 1919 году в Вельском уезде проходила кампания по вскрытию святых мощей. Добрались и до раки преподобного Прокопия Устьянского. Но праведные останки были уже тайком перепрятаны на сельском кладбище. Активисты со злости стали ломать каменный храм. Не получается. Пошли за трактором. Едва подогнали — мотор заглох. Потом тронулся, да одного из них и задавил насмерть. Только тогда насильники угомонились, разломали драгоценную раку и разбрелись по своим домам. Но никто из них потом своей смертью не умер. Все получили воздаяние еще на земле. Кто утопился, кто угорел, кто повесился, а кто и просто в лесу пропал. По слову, сказанному в Нагорной проповеди: какой мерой меряете, такой и вам будет, негоже со святынями шутки шутить. Душу свою загубишь.