Пуля покачала головой. Она не очень хотела.

– Мы не готы в обычном понимании. То есть когда-то были готы, но это скоро задрало. Они только наряжаются, кропают депрессивные стихи и соревнуются, кто из них несчастней...

Айва принял последнее на свой счет, пробормотал: «Блин, опять начинается...»

– Ну а кто вы сейчас? – спросила Пуля.

– Мы – диггер-готы! Подземные готы! – встрял Вампирыч. – Или просто – диггеры! Мы ходим под землей!

– Ходите, ага, – улыбнулась Пуля. – Как по Тверской? Туда-сюда?

Вампирыч куртуазно блеснул накладными клыками и снова приложился к бутылке.

– Ты что! Мы ищем вход в преисподнюю...

– В таких нарядах? – Пуля хихикнула.

Вампирыч сразу заткнулся. Сегодня их одежда явно не подходила для «закидки».

– Не смейся, – строго сказал Рыба. – Альпинисты тоже ходят в горы, но это ты прогулкой по Тверской не называешь? Подземелья – те же горы, только вывернутые наизнанку. Это дикий мир, да еще без света, воздуха, простора... И он действительно ближе к...

Рыба замолчал и показал пальцем вниз.

– В общем, если хочешь, мы тебя примем в наш союз. Ты будешь одна из нас.

– Вместе будем по говну бродить, – печально проговорил Айва. – Готовь спецодежду.

Пуля молчала, видно, представляя преимущества присоединения к диггер-готам.

– Ты шутишь?

– Какие тут шутки, – сказал Рыба. – Айва прав. Основные ходы по канализации. Без говна тут никак не обойдешься. Москва съедает миллионы тонн продуктов, а отходы сбрасывает сюда. Сразу имей в виду.

Пуля скривилась. И с некоторой опаской спросила:

– Да, перспектива не радует. А как вы меня будете посвящать?

– О-о-о! – Вампирыч многозначительно подкатил глаза. Белки блеснули в тусклом свете свечей. – Есть очень приятный и красивый обряд. Он называется «ложе любви»...

– Да никак, – недовольно перебил его Рыба. – Потянем кровянки массандровской, выкурим по сигарете. А потом «закинемся» недалеко, по сухому...

Он показал на коридор, куда уходили трубы.

– А что там? Страна Урбания? – девушка улыбнулась.

– Коллектор. Выход на теплотрассу.

– И вы там были уже? – Пуля взяла двумя руками протянутую бутылку, немного отпила из горлышка.

– Я был, – сказал Рыба. – Но далеко не ходил, разведал немного. Там, где сухо.

Они уселись на застеленные газетами пыльные трубы. Бутылка пошла по кругу.

– В некоторых союзах девушек принимают после этого самого, – многозначительно изрек Вампирыч. – Кровать устраивают и испытывают...

– Дурак! – сказала Пуля, но без особого возмущения. Когда вино вернулось к ней, она только пригубила и передала Айве. А он, видно, в тот момент мысленно ее, Пулю, расчленял, или стихи свои поганые сочинял в уме, или у него просто руки кривые. Короче, бутылку он выронил, та звякнула и покатилась в сторону коридора, оставляя за собой темную дорожку.

– Б...дь!! – заорал Вампирыч и замахал руками, но бутылку, конечно же, не поймал.

Она еще раз дзынькнула где-то в темноте. Прибыла на место, значит. Рыба пнул Айву ногой, и тот поскакал на четвереньках спасать то, что еще можно было спасти.

– А вот все-таки не раскололась, интересно, – сказала Пуля, чтобы как-то замять неловкую паузу.

– Толку-то, – хмуро сказал Вампирыч. – Все равно все разлилось...

– А почему вы его Айвой зовете? – спросила она. – Это его готское прозвище такое?

– По-готски он Кассиус, – сказал Рыба. – Я в припадке бился, когда узнал. Ну какой он на хрен Кассиус? Он стих когда-то сочинил про то, как хочет умереть. На английском. «I wanna die» называется. Айванадай, айванадай, и так тридцать четыре раза. Ну а мы его для краткости просто Айвой зовем...

– А ты? – Пуля посмотрела на Рыбу. – Почему ты Рыба, а не какой-нибудь...

Ее прервал вопль Айвы:

– Народ! Свет, срочно! Я тут нашел что-то!

Они вскочили. Лучи фонарей выхватили из темноты тощий готский зад Айвы, копошащегося под одним из электромоторов.

– Что там у тебя?

Айва сел, держа в руках какой-то пухлый сверток.

– Вот, там лежал... Бутылка за мотор закатилась, я не смог сразу найти, шарил-шарил... А там что-то мягкое, я и не понял сразу.