Имеются многочисленные свидетельства того, с какой радостью встречало Красную Армию украинское и белорусское население. Хотя имели место и отдельные очаги сопротивления, состоявшие из польских армейских формирований, осадников и жандармерии. Причем основные силы польских войск сопротивления не оказали, сдаваясь целыми частями и соединениями в плен. О фактически полном отсутствии сопротивления почти полумиллионной армии, сдавшейся в плен советским войскам, свидетельствуют незначительные для таких масштабных действий безвозвратные потери Красной Армии — менее 1 тыс. человек убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести. [655]

Понятно, что участие СССР в территориальном разделе Речи Посполитой не прибавило симпатий собственно польского населения ни к СССР в целом, ни к русским в частности. Негативную роль сыграло и интернирование значительной части польских военнослужащих, и массовая депортация польского гражданского населения из западных областей Белоруссии и Украины в восточные районы СССР, и особенно трагедия в Катыни.

Вместе с тем, дальнейшее развитие событий вновь переставило акценты в психологии взаимоотношений двух народов. С одной стороны, жесточайший режим немецкой оккупации в Польше, за несколько лет приведший к многомиллионным жертвам, подавлению польской культуры, унижению национальных чувств и порабощению поляков; с другой стороны, — агрессия фашистской Германии против СССР, с невиданными в истории людскими и материальными жертвами, зверствами фашистов на оккупированной территории, — все это, как и в начале века, психологически сблизило два многострадальных народа перед лицом общего врага.

Таким образом, сформировался запутанный узел общественно-политических проблем, предопределивший еще более сложный комплекс мыслей, чувств, настроений русских и поляков по отношению друг к другу. Сыграли здесь свою роль и определенные политические акции с вовлечением в них польского населения, в том числе проживавшего на советской территории.

Сложность конкретно-исторической ситуации состояла прежде всего в том, что на коротком отрезке времени СССР и Польша выступали сначала как противники (1939 г.), а затем, после нападения фашистской Германии на СССР, превратились в союзников. Причем, Польского государства фактически не существовало, поскольку оно было оккупировано немецкими войсками, а выступавшее от его имени эмигрантское правительство в Лондоне стало объектом международных дипломатических интриг. Оно и само вело собственную политическую игру, придерживаясь теории «двух врагов» — борьбы против Советского Союза и Германии, и предусматривало захват власти в стране силами повстанческой Армии Крайовой под руководством своих эмиссаров до прихода Красной Армии. В свою очередь, СССР был заинтересован в установлении в Польше лояльного себе, в идеале — прокоммунистического режима. Складывавшееся с июля 1941 г. сотрудничество СССР с «лондонским правительством» с обеих сторон оказалось зыбким и неискренним и с самого начала было обречено. Тем не менее, определенные шаги по установлению союзнических отношений с польским эмигрантским правительством в Лондоне советским руководством были предприняты, подписано соглашение о восстановлении дипломатических отношений и о создании польской армии на территории СССР, командующим которой 6 августа 1941 г. был назначен генерал В.Андерс. Эта первая польская армия была сформирована преимущественно из интернированных в СССР польских военнослужащих. В дальнейшем армия Андерса отказалась от участия в боевых действиях на советско-германском фронте, по инициативе эмигрантского правительства В.Сикорского к 1 сентября 1942 г. была выведена за пределы СССР на Ближний Восток и не участвовала в непосредственном освобождении Польши. [656] А 25 апреля 1943 г., после того, как с подачи Германии польским эмигрантским правительством был поставлен вопрос о трагических событиях в Катыни, советская сторона разорвала с ним дипломатические отношения. Сталин обвинил его в «поддержке клеветнической нацистской пропаганды», окончательно сделав ставку на просоветские круги польской эмиграции в Советском Союзе. [657] 8 мая 1943 г. началось создание первых польских регулярных формирований, лояльных СССР. 1-я польская пехотная дивизия им. Т.Костюшко под командованием полковника З.Берлинга приняла боевое крещение в октябре 1943 г. под Оршей, где понесла тяжелые потери и была выведена с фронта для пополнения. И формируемые под Рязанью части 1-го польского корпуса в значительной мере пополнялись уже советскими гражданами польского и не только польского происхождения. Впоследствии, по декрету Крайовой рады народовой от 21 июля 1944 г., вместе с партизанской Армией Людовой они были объединены в Войско Польское. [658]

Следует подчеркнуть, что создание специальных воинских формирований из граждан других стран и советских граждан соответствующей национальности было вызвано не столько военной необходимостью, сколько политическими соображениями, рассчитанными на перспективы послевоенного устройства в Европе. И, разумеется, здесь интересы СССР и польского эмигрантского правительства в Лондоне коренным образом расходились.

Интересны психологические коллизии возникавшие при создании польских частей «второго призыва». Вот как вспоминал о своих встречах с польскими братьями по оружию оказавшийся в октябре-ноябре 1943 г. в составе маршевой роты при польской танковой бригаде им. Домбровского мой отец — младший лейтенант Спартак Сенявский: «Выгрузив танки, мы своим ходом прошли несколько километров вглубь леса и остановились около расчищенных, посыпанных песком аллей палаточного городка. По аллеям ходили люди в незнакомой нам военной форме с орлиными гербами на четырехугольных фуражках. Как потом мы узнали — в конфедератках. Мы прибыли в формирующийся под Рязанью Польский корпус генерала Берлинга… Начались напряженные занятия с польскими танкистами по передаче нашего боевого опыта. Но и мы тоже знакомились с их обычаями и жизнью. В частности, рота настоящих поляков, которые, кстати, кончили наше же Пушкинское танковое училище в г. Рыбинске, вместо политинформации молилась со своем ксензом…

Вскоре я был вызван к командиру батальона подполковнику Иванову, который встретил меня во всем блеске польского мундира (еще недавно он был в нашей форме). Он начал прямо, без обиняков:

— Ты Сенявский, я Иванов. Кому из нас надо служить в польском корпусе? Согласен?

— Товарищ подполковник! Разрешите мне остаться в Красной Армии и в ней воевать. Если придется погибнуть, я хочу умереть советским офицером.

— А мне, по-твоему, что, не хочется воевать в своей армии? — обиделся он. — Раз нужно, значит нужно… помогать нашим братьям по оружию.

— Если это приказ, то я вынужден подчиниться. Если это предложение, разрешите отказаться. Можно идти?

— Идите. Вам сообщат о моем решении.

Мой товарищ Женя Федоркин тоже отказался переодеваться в конфедератку. И мы опять оказались в маршевой роте». [659]

Интересен здесь и механизм формирования польской танковой бригады, и отношение советских военнослужащих к направлению в польские части — при том, что у них установились очень тесные дружеские отношения с поляками и особенно польками, что также отражено в воспоминаниях моего отца.

В июле 1944 г. созданная в СССР 1-я польская армия в составе 1-го Белорусского фронта начала боевые действия на территории Польши и вскоре была объединена с Армией Людовой в Войско Польское. Участие польских частей в совместных боевых действиях с советскими войсками при освобождении Польши также вносило существенно новые психологические моменты во взаимоотношения двух народов.

В этой связи приведем еще один любопытный факт. В конце 1944 г. советские войска завершили освобождение территории СССР от фашистских захватчиков. Но война продолжалась, впереди были Европа, Германия, штурм Берлина… Армия несла большие потери и нуждалась в пополнении. И оно было призвано — из только что освобожденных от немецкой оккупации районов. Больше трех лет в них хозяйничали гитлеровцы, активно работала фашистская пропаганда. Все это не могло не отразиться на «качестве» нового пополнения, его политических взглядах и настроениях. Особенно сложно обстояло дело с призывниками из западных областей Украины и Белоруссии, Молдавии и Прибалтики, которые вошли в состав СССР буквально перед самой войной. Их население еще не успело привыкнуть к тому, что, продолжая жить на прежнем месте, «поменяло» страну и гражданство. Серьезные проблемы создавало и то, что многие новобранцы не знали русского языка. Случались и конфликты на национальной почве. Один из них возник в декабре 1944 г. между командованием 19-й армии 2-го Белорусского фронта и прибывшими в составе нового пополнения бойцами-поляками. [660] Причиной конфликта стало высказанное ими желание служить в польской армии и отказ принимать присягу в армии советской. Но несмотря на существующие директивы о направлении представителей определенных этнических групп в национальные армии, попадали туда далеко не все желающие. Об этом красноречиво свидетельствуют документы из Центрального Архива Министерства Обороны.

В делах Политотдела 19-й Армии есть целый комплекс документов, посвященных настроениям вновь прибывших бойцов из западных областей. «Среди некоторых бойцов латышей и поляков имеется недовольство тем, что их не направляют в латышские части и в польскую армию, — говорится в политдонесении от 28 декабря 1944 г. — Более заметно такое недовольство среди поляков. Часть поляков в 18 стр. дивизии продолжает заявлять о том, что не будут принимать военную присягу, и отказываются получать красноармейские книжки. Вызванные на беседу с начальником Оргинструкторского Отдела Политуправления фронта полковником Твердохлебовым, 5 человек — Мацук, Мончан, Овсянник, Станкевич и Богданович заявили ему примерно так: «Присягу больше принимать не будем. Мы присягали один раз перед польским народом и Богом. Изменниками Родины не будем». [661] Другим аргументом поляков был тот, что их всех записали белорусами. «Зачем топчут нашу нацию?» [662] — возмущенно заявляли они и говорили о том, что знают из газет, что все желающие поляки могут выехать в Польшу, что в военкомате их обещали отправить в польскую армию, где у многих служат родные, и вот обманули. [663] Некоторые мотивировали свое желание служить в польской армии тем, что в Советской Армии они не имеют возможности соблюдать религиозные обряды, а также из страха, что, приняв присягу, они уже не смогут после войны вернуться в Польшу и их заставят вступить в колхоз. [664] Командование решило проблему просто: зачинщика «бунта» отправило в СМЕРШ, а остальных (около 250 человек) рассредоточило по одиночке по разным подразделениям, так как «поляки пытались группироваться». «Всем им разъяснено, — говорится в донесении, — что они являются советскими гражданами и будут служить в Красной Армии. Вместе с этим проведен ряд бесед о возвышенных и благородных целях борьбы советского народа против немецко-фашистских захватчиков, о дружбе народов СССР и др.» [665]