— Оскорбление! — крикнул Лорд Кориниус, вскакивая на ноги. — Да я не потерплю оскорбление и от Бога на небесах. Мальчик, тащи мой меч. Я порубаю эту Бештрианскую свинью на куски.

— Спокойствие, ради ваших жизней! — крикнул Король громким голосом, пока Корунд бежал к Кориниусу, а Гро к Князю, чтобы успокоить их. — Кориниус ранен в запястье и не может сражаться, и, похоже, жар от охватил его сознание.

— Вылечите его от раны, которую нанесли ему Гоблины, и я зарежу его как каплуна, — сказал Князь.

— Гоблины! — яростно крикнул Кориниус. — Знай, негодяй, что я получил эту рану от лучшего в мире мечника. Если бы передо мной стоял ты, я бы порезал тебя на ломти, ты, жирный каплун!

Но Король встал, во всем своем величии, и крикнул: — Замолчите, ради ваших жизней! — Глаза короля метали молнии, и он сказал: — Кориниус, не твоя горячая и мятежная кровь, но только вино, плещущееся в твоем жадном чреве, смягчает мое недовольство. Завтра я назначу тебе наказание. А ты, Ла Фириз, в моем зале тебе подобает вести себя более скромно. Слишком дерзкое послание принес мне твой герольд этим утром, и слишком много в нем слов, которые пишут только равные равным; и ты называешь дань подарком, а ведь и ты и я отлично знаем, что все твое княжество мое, я и могу делать с ним все, что мне захочется. И тем не менее оставил я его тебе, и поступил неразумно, ибо моя терпимость взрастила твою дерзость, и начал ты буйствовать за моим столом, затеял ссору в этих стенах и оскорбил моего капитана. Берегись, ибо молния моего гнева уже готова ударить в тебя.

Князь Ла Фириз ответил и сказал: — О Король, сохрани хмурые взгляды и угрозы для своих обиженных рабов, ибо они не пугают меня и я с презрением смеюсь над ними. И я не собираюсь быть осторожным, отвечая на твои несправедливые слова; ибо хорошо ты знаешь, о Король, мою старую дружбу с твоим домом и со всей Ведьмландией, и об узах любви и брака, которые связали леди мою сестру и Лорда Корунда. Мой желудок едва терпит, когда ты называешь меня рабом, а себя сюзереном, ведь тебе не к чему придраться, ибо я выплатил всю дань, и даже с избытком. Но весь мир знает, что я связан узами дружбы и с Демонландией, и ты скорее сведешь звезды с небес и заставишь их сражаться с Демонами, чем вовлечешь меня в эту войну. А что касается хвастовства Кориниуса, то я скажу, что Демонландия Ведьмам не по зубам. Голдри Блазко и Брандох Даха хорошо показали это тебе. И я советую тебе, о Король, немедленно заключить мир с Демонландией, и вот мои доводы: первое, у тебя нет никакой причины для ссоры с ними; второе (и это важнее, чем первое) — если ты будешь упорствовать и начнешь с ними войну, то разрушишь всю Ведьмландию и сам погибнешь позорной смертью.

Король прикусил пальцы — знак ужасного гнева — и какое-то время в зале властвовала тишина. Только Корунд осмелился обратиться к Королю и тихо сказал: — Повелитель, прошу вас, проглотите ваш королевский гнев. Вы сможете высечь его, когда вернется мой сын Хакмон, но пока их больше чем нас, и, к тому же, все наши люди настолько пьяны, что, поверьте, я бы не поставил и куска репы на нашу победу в случае, если дело дойдет до боя.

И сердце Корунда переворачивалось от тревоги, ибо знал он, каких усилий стоило леди его жене поддерживать мир между Ведьмами и Ла Фиризом.

Громкий разговор и топот ног пробудили Корсуса от тяжелого сна, и, в недобрый час, он запел:

В это мгновение Кориниус, в котором вино, ссора и упреки Короля зажгли огонь безрассудного и неистового гнева, который, как воск в печи, растопил все благоразумные политические соображения, громко закричал: — Не хочешь ли ты увидеть наших пленников, Князек, чтобы понять, какой ты осел?

— Что еще за пленники? — крикнул Князь, вскакивая на ноги. — Клянусь всеми фуриями ада! Я устал от всех этих темных намеков и желаю знать правду!

— Князь, почему ты беснуешься, как сумасшедший? — сказал Король. — Кориниус пьян. Хватит оскорблений и подозрений.

— Не считай меня тупоумным, — ответил Ла Фириз. — Я желаю знать правду и я ее узнаю.

— Да, ты ее узнаешь! — заорал Кориниус. — Вот она: мы Ведьмы, самые лучшие воины в мире, мы лучше, чем твои трусливые Пикси и проклятые Демоны. Хватит скрывать и лгать. Двоих из этого племени мы спеленали и подвесили на стене старого пиршественного зала, как фермеры приколачивают горностаев и хорьков на двери своего сарая. Там они и будут висеть, пока не сдохнут: Джусс и Брандох Даха.

— О, наиболее презренная ложь! — сказал Король. — А тебя, Кориниус, я разрублю на куски.

— Я забочусь только о вашей чести, о Король, — ответил Кориниус. — Нечего таиться от этих Пикси.

— И за это ты умрешь, — сказал Король, — ибо все твои слова — ложь.

На какое-то время в зале установилась мертвая тишина. Наконец Князь, с белым и перекошенным лицом, медленно сел, и тихо сказал Королю: — О Король, я немного погорячился, простите меня. И если я забыл о своем долге вассала, то только из-за раздражения, которое кипит в моей крови, ибо не люблю я все эти церемонии, а вовсе не из-за недостатка дружбы к вам или желания сбросить ваше владычество над Пиксиландией. Но и вы не должны требовать с меня больше, чем позволяет моя честь, обычай и долг вассала, который я с радостью выполняю. И мой меч всегда готов помочь вам против любого врага, кроме, конечно, Демонландии. Но сейчас, о Король, заколебалась башня нашей дружбы, она готова упасть и разлететься на куски. Ибо вам, о Король, как и всем лордам Демонландии, известно, что мои кости давно бы белели на пустошах Чертландии, если бы Лорд Джусс не спас меня от Чертей-варваров во главе с Факс Фей Фазом, которые четыре месяца осаждали меня в маленькой крепости Лида Нангуна. И мою дружбу вы можете сохранить, о Король, если отдадите мне моих друзей.

— У меня нет твоих друзей, — ответил Король.

— Тогда покажите мне старый пиршественный зал, — сказал Князь.

— Я покажу его тебе завтра, — сказал Король.

— Я желаю видеть его сейчас, — сказал Ла Фириз и встал.

— Хорошо, — сказал Король, — больше я не буду скрывать от тебя правду. Я очень люблю тебя. Но когда ты просишь меня отдать тебе Джусса и Брандох Даха, ты просишь то, что вся Пиксиландия и вся горячая кровь твоего сердца не в состоянии отнять у меня. Эти двое — мои злейшие враги. Ты даже не представляешь себе, через какие тяжелейшие испытания и опасности я прошел, чтобы наложить на них свою руку. А теперь не дай своим надеждам победить свое благоразумие, ибо, клянусь, Джусс и Брандох Даха сгниют в тюрьме!