Вислыми усами и хозяйской манерой держаться он неприятно напоминал того поляка, коему Ягайло выпустил кишки в придорожном трактире. Его подчиненные, хлопцы в мешковатых форменных накидках на невзрачных лошадях, смотрелись оборванцами и пики в руках сжимали как-то неуверенно. Словно грабли.

Главный развернул свою лошадь поперек дороги и вызывающе глянул на Ягайло. Тот махнул рукой Евлампии, мол, придержи коней, и шагом, не торопясь, подъехал к начальнику караула. Пошарив за пазухой, извлек порядком истрепанный на краях свиток и протянул. Тот молча принял бумагу, прочитал. Не отдал.

— Джени добре, шановний пан. Якей ест народовощчи? — спросил он.

— Приветствую вас, — ответил Ягайло, напряженно прислушиваясь к шорохам в крытой телеге.

Чтоб как-то их заглушить, Евлампия принялась насвистывать какой-то заунывный мотив.

— Русские мы.

— Доконт еджече?

— До польского короля, в замок Краковский.

— Чшы ест пан жонаты? — спросил поляк, кивнув головой на Евлампию.

— Нет, это племянница моя, — ответил Ягайло нарочито громко. — В дороге помогает по бабьему хозяйству да и Краков посмотреть возжелала. Молвит, умру, но великую столицу польских королей увижу.

— Це добже, — покивал пан, и под его усами появилось что-то похожее на улыбку. — Кракив ладно място.

— Да уж наслышаны, вот и желаем. Я по делам, девица поглазеть.

В телеге что-то бухнуло.

— Цо там ест? — спросил начальник караула, его лицо снова затвердело в непробиваемую каменную маску.

— В телеге-то? — уточнил Ягайло. — Личные вещи всякие. Поклажа. Закреплена плохо, вот и болтается.

— Проще отфожичь джеви.

— Не, нельзя двери открывать. Там много всего, забито под завяз. Иные вещи работы тонкой. Стекло. Выпадет на дорогу, попортится. А там и подарки для вашего короля есть, — затараторил Ягайло, пытаясь заглушить доносящиеся из телеги звуки и подозрительность пана. Рука витязя при этом как-то сама собой легла на рукоять сабли.

Пан внимательно посмотрел на витязя и сделал вид, что поверил.

— Кьено шье кони? — спросил он скорее для формы, указывая пальцем на привязанных за возом лошадей.

— Это… Эта… Тоже в подарок везем королю вашему. От нашего князя, — нашелся Ягайло.

— О, це добре, — заулыбался поляк и, кольнув кобылку шпорами, очистил дорогу и кинул руку к виску в воинском приветствии. — Щченcливэй подружы.

Другие конники последовали его примеру.

— Спасибо, и вам счастливо оставаться, — ответил Ягайло и тронул Буяна коленями.

Конь зашагал по дороге. Позади тронулась телега, заглушая скрипом колес стуки и крики пленных. Когда разъезд скрылся в облаке дорожной пыли, Ягайло придержал коня и поравнялся с Евлампией.

— Фух, — выдохнул он, утирая взмокший лоб. — Хорошо, в колымаге этой стены шелками да атласами обиты. Не слышно криков и стуков. А то, если б шановный пан внутрь заглянул, мы б от него просто так не отговорились.

— Да уж, — поддакнула Евлампия. — С меня восемь потов от страху сошло, хоть подол выжимай. А ты откуда польский так хорошо знаешь?

— Не то чтоб знаю. Понимать понимаю, а вот говорить плохо могу. Через пень-колоду.

— Я спросила откуда, а не как, — хитро прищурилась девица.

— Так я в Витебске при дворе князя Ольгерда вырос. Там польские земли рядом совсем, наслушался их говора. Он, конечно, не совсем такой, как тут, но разуметь вполне можно.

— А родители твои кто?

— Да как тебе сказать… Вон смотри, двор постоялый, — перевел разговор Ягайло. — Давай оставим телегу и пленников тут, под твоим присмотром. А я возьму вещицу какую-нибудь да во дворец к королю пойду.

— Не будет так, — взвилась Евлампия. — Я, может, из-за этого замка за тобой в дорогу увязалась, через мучения прошла.

— Евлампия…

— Не бывать тому. С тобой пойду. — Слова девицы, вырываясь изо рта, твердели, как плевки на морозе.

— Ладно, ладно, — смягчился витязь. — Карету подальше куда-нибудь поставим. По кругу вервием обвяжем, чтоб дверь не распахнули, и пойдем. Так?

Евлампия кивнула.

— Витязь, а зачем загонять-то, мы не на конях ко двору поедем?

— Нет. Улицы в крепости краковской узкие очень. Обычно не шире длины копья. На иной и два всадника не разминутся. Пешком оно сподручнее будет, да и о конях заботиться не надо.

— Нешто здесь не боишься, что коней уведут, а в крепости королевской боишься?

— Как не бояться? Боюсь. Но здесь-то хозяин присмотрит, за то ему и деньги платят, за то и спросить могут. А там народу много пришлого проезжего бывает. Послы всякие, вестники из дальних краев. Сядут на коня твоего, и ищи потом в Вязьме али в Твери, а то и вообще в Казани. И с кого спросить?

Обоз свернул на дорогу, ведущую к постоялому двору. Судя по истоптанной траве вокруг, разбросанным тут и там обрывкам, остаткам и объедкам, а также доносившимся из дома крикам, место было проходное. Но неухоженное. Два больших деревянных строения с одинаковыми двухстворчатыми воротами во всю стену и бревенчатым съездом вместо крыльца были раньше какими-то складами. Потом их перекупили и, кое-как подлатав, стали принимать постояльцев. В стенах зияли дыры, в иную из которых мог пролезть и палец. Несколько оплетенных дикой лозой жердей то ли служили беседками для отдыха на свежем воздухе, то ли подпирали стены. О том, на какое решето похожа крыша, не хотелось и думать. С кухни тянуло тухлятиной, а может, и не с кухни, а от отхожего места. Толстая крыса, не таясь, пробежала через двор и исчезла в сарае, предназначенном для коней и повозок.