Шрифт:
— Откута приехал, витясь, и чито тепе нато? — прошамкал он беззубым ртом.
— С Хасан-ханом повидаться хочу, — ответил Ягайло, с трудом преодолевая желание схватить эти желтые пальцы и вывернуть из суставов.
— А он снает, чито ты этого хошешь?
— А ты пойди доложи, мол, Ягайло приехал, он и узнает, — ответил витязь, шагая вперед.
Почувствовав силу и уверенность гостя в своей правоте, старичок попятился, поклонился и нырнул под полог шатра. Ягайло остался на месте. Гулять по ханскому ковчегу не стоило, мало ли что могло показаться диковатым, но верным как собаки лучникам, во множестве попрятавшимся среди шатров и ящиков.
Старик вышел из шатра, кланяясь пуще прежнего и поводя руками, как молодуха в танце. Ягайло кивнул ему и откинул полог. За ним был коридорчик, где сидел на свернутой кошме молодой воин, гибкий как лоза и быстрый как змея. Он с ног до головы окинул Ягайло пронзительным взглядом черных глаз и кивнул головой разрешительно. Витязь вошел в самый главный зал этого подвижного города.
Хасан-хан, маленький, пухленький татарин с круглым животиком, лоснящимся лицом и глазками, почти не видными в складках между бровями и щеками, утопал в роскошном ложе из ковров и подушек. Над его головой висела войлочная кукла, называемая братом хозяина, его оберег и защитник. Кругом — такие же куклы поменьше. От разных сглазов и недугов и для разного звания людей размещались они по кругу.
Вокруг хана суетились несколько слуг, что-то подавая, поправляя и поднося. Рядом на небольшом возвышении сидела выбранная на сегодняшнюю ночь жена в пышном красном с золотом наряде.
— Якайло, — раскинул руки хан в символическом объятии. — Рат витеть тебя, допрый друк. Чито привело тепя в наше скромное шилище?
— И ты, хан, здравствуй на долгие годы. Есть дельце одно…
— Пакати о телах, давай сначала посидим, выпьим. Пакаврим. Тем поле устал веть с тороки непось?
— Да, хан, устал. Так что и поесть, и выпить не откажусь. Только вот без даров я. — Витязь почесал в затылке, задним умом вспомнив, что хан не любит пришедших с пустыми руками.
— Что ты, воин, потарки, потати, тани — это для поттанных и союсников, ты ше мне труг и… — он неопределенно махнул унизанной огромными перстнями рукой. — А я топро не сапываю и сам к тепе толжен потношения телать.
— Полно, хан, было, прошло и быльем поросло. Давай и правда выпьем для беседы да поедим чего, а то пузо совсем подвело.
Хан два раза хлопнул в ладоши, слуги засуетились, забегали, расставляя на невысоком помосте блюда, тарелки и чашки. Один, донельзя толстый и важный, не иначе ханский кравчий, [27] разлил из бурдюка кумыс по пиалам тонкого фарфора. Прежде чем передать посудины с кислым пойлом в руки господ, слуга обошел вокруг зала, сбрызнув немного сначала на куклу над головой хозяина, потом на все остальные по старшинству. Зала наполнилась кислым духом, который, впрочем, тут же вытянуло сквозь отверстие в крыше. Затем слуга забрал бурдюк и вышел на улицу.
27
Кравчий — придворный чин Московского государства. Он служил московскому государю в торжественных случаях за обеденным столом; в его ведении были стольники, подававшие кушанья. В кравчие назначались члены наиболее знатных фамилий, как правило, из шуринов или других родственников царя.
Ягайло знал, что, прежде чем начнется трапеза, толстяк должен покропить кумысом трижды на юг, преклоняя каждый раз колена для выражения почтения огню.
После того повторить то же, оборотясь на восток, в знак выражения почтения воздуху; после он обращается на запад, выражая почтение воде; и на север — в память умерших. И только после этого два служителя понесут заготовленную еду на стол.
Ягайло и хан терпеливо дождались конца церемонии и наконец принялись за еду. Пища была приготовлена на диво искусно и пахла одуряюще. Перед мысленным взором витязя возникли чумазые ребятишки, ловящие мышей и крыс между медленно вращающимися колесами, но он поспешил отогнать от себя этот образ. От веку так повелось, и не в его силах менять их жизненный уклад.
Они выпили по первой кумыса. Хан занюхал кислое пойло привезенным с далекого юга фруктом. Ягайло впился зубами в полоску бараньего мяса, варенного в виноградном соусе. Заел творогом с пряными травами из молока то ли овцы, то ли кобылицы, отведал дичи, потом фиников под вторую пиалу кумыса, потом плова, потом, под третью… Потом… Потом…
Насытившись, витязь отвалился на подушки. Хан с улыбкой посмотрел на его блаженное лицо и погрозил коротким толстым пальцем. Ягайло вопросительно поднял бровь.
— Тумается мне, не просто так ко мне пошаловал ты, витясь. Тело какое есть?
— Прав ты, хан, — ответил Ягайло, приподнимаясь на подушках. — Есть дело. Да не знаю, как сказывать. — Черты его вновь затвердели и приобрели чеканную резкость.
— Как есть скасывай, витясь. Мы фоины, нам опман и хитрость посольская не к лицу.
— И то верно, хан. Дело такое: у князя Смоленского Святослава Ивановича пропал сын старший, Глеб. Подозревали разное. И что его болотники утащили. И что польские князья тут замешаны…
— Польские? — переспросил хан и хитро прищурился. — А смерть наслетника польского престола не твоих ли рук тело?
— Ну… Да, — не стал опираться Ягайло. — Но он первый начал. Так вот, поляков можно в расчет не брать, если они и поучаствовали, то не впрямую, Глеба у них нет. До болотников не добраться пока. Остается только Орда.
— Меня потосрефаешь?
— Нет, хан, не подозреваю, прямо спрашиваю, как воина. Ты али не ты? — Ягайло прямо и твердо посмотрел в глаза хана.
— А если я? — улыбнулся тот.