— Выходит, я своими руками сделал то, чего желал меньше всего? Войну устроил? — Князь рассеянно почесал в затылке. — Так что же делать-то? Войско так просто не воротишь. — Святослав переводил растерянный взгляд с Глеба на Ягайлу, с Ягайлы на Ольгерда и обратно.

— Воротить нельзя, остановить можно, — пробормотал Ягайло задумчиво и возвысил голос: — Пиши грамотку, князь.

— Какую грамотку? — не понял Святослав.

— Волею своей, я, князь Смоленский Святослав Иванович, дарую подателю сей грамоты право… — стал диктовать тот, не вдаваясь в объяснения.

— Да погоди ты, хоть перо дай взять…

Они прошли в ту комнату, с которой началось задание Ягайло. Елозя пальцами по гусиному перу, сбиваясь и ставя кляксы, князь написал под диктовку Ягайло текст и поставил размашистую подпись. Приложил княжеский перстень, посыпал лист песком, чтоб впитал лишние чернила, встряхнул и передал Ягайле. Витязь пробежал текст глазами, свернул в трубочку и, засунув за пазуху, двинулся к выходу.

— Стой, я с тобой! — закричал Глеб.

— Так чего стоять? Мчаться со всех ног надо!

— Погодите, — остановил их Святослав. — Понимаю, не время сейчас, но… Спасибо тебе, Ягайло, за все.

Витязь в ответ коротко кивнул, развернулся и, не глядя на Ольгерда, который, казалось, ждал от блудного сына каких-то теплых слов, пошел на выход.

— А ты, Глеб, помни: любит тебя отец, — продолжал Святослав. — Всей душой.

Юноша порывисто обернулся, обнял отца и поспешил за удаляющейся спиной Ягайлы. Оба князя покачали ему вслед головами: Святослав слегка удивленно, мол, вырос сын, Ольгерд сокрушенно, мол, вот ведь как с отцом-то, не то что мой.

Витязь и княжич стремя в стремя мчались к болотному краю. Угольно-черный жеребец Ягайлы тяжело ударял в землю мощными копытами. Серый тонконогий иноходец под Глебом летел, казалось, не касаясь дороги. Завидев их, другие всадники прижимались к обочине и пропускали, крестьяне спешили убрать с пути неповоротливые телеги и нерасторопную скотину.

Ягайло был молчалив и мрачен. За первые несколько часов пути он вообще не проронил ни слова и даже головы не повернул. Глеб поначалу тоже молчал, но позже молодость и живость взяли свое. Он стал вертеться в седле, не зная, как задать мучавшие его вопросы, и наконец решился.

— Ягайло! — позвал он, перекрикивая стук копыт. — Как думаешь, успеем мы их остановить?

— Не знаю.

— А как останавливать будем, если они не начали еще?

— Посмотрим на месте, — пожал плечами витязь.

— А вдруг они начали уже? Вдруг битва там? — спросил Глеб.

— Ну, значит, битва, — неприязненно ответил Ягайло, его больно кольнули интонации Евлампии, прозвучавшие в голосе юноши.

— Так что ж мы делать будем? Как остановим? Ну, на наших-то слово княжье, может, и подействует, а на болотников-то как?

— Да не знаю я, Глеб, не дергай меня, — взмолился Ягайло.

— Ты из-за отца так переживаешь? Да брось, не знаю уж, как там у вас в семействе, но по сравнению с моим наверняка не так все и плохо, меня вон чуть брат родной на тот свет не…

Глеб говорил и говорил о своей семье, пытаясь заглушить другие мысли. То и дело перед его мысленным взором вставал образ Олеси. Что она о нем подумает, что скажет, как посмотрит на него, если смоленская армия нападет на Полесье? И будет даже не так важно, пройдется она по краю огнем и мечом или до последнего ратника ляжет в гиблых болотах. Княжич попытался себе это представить и не смог.

Ему очень хотелось поговорить о том с Ягайлой, испросить совета, но витязь, или теперь правильней называть его княжичем Литовским, был явно не расположен к беседам. Он отмахнулся от Глеба, как от навязчивой мухи, и стукнул коленями по крутым бокам Буяна. Конь поскакал быстрее, оставив позади княжичева скакуна. Тот мог бы легко догнать витязя на тяжелом боевом коне, но не стал. Ягайло, по большому счету, был единственной надежей в том, чтоб прекратить или не дать начаться кровавой усобице, злить его не стоило.

Молча, один за другим они миновали несколько посадов с наглухо закрытыми окнами. Жители, напуганные идущим мимо войском, заперлись по домам. Почувствовав их страх, смолкли дворовые собаки, и только глупые куры, кудахча и раскапывая землю ногами, продолжали выискивать в ней зернышки проса, оставшиеся от утреннего кормления. Со временем следы прошедшего воинства становились все зримее. Истоптанная дорога, поломанные плетни по границам полей, черепки, обрывки и следы оправки в сточных канавах. Поломанные ветви и помятая трава, кострища на местах ночных остановок.