Шрифт:
– Тебя интересует как журналистку? – Я мог бы и обидеться, но не обиделся, более того, зачем-то спросил Дороту: – А как же еще?
Она подсунула ладони под голову и заморгала, глядя в крашенный известкой потолок.
– Я говорила с Блажейским… ну относительно того солдатика в коридоре. – Послышался ее вздох. – Знаешь, конечно, не мое дело, но хотелось бы все-таки знать…
– Она мой клиент, – сухо перебил я. – У нас чисто деловые отношения. Я должен выполнить работу, за которую она обязалась заплатить мне. Это все.
Дорота вскинулась с моей лежанки:
– Все, что вас связывает?!. Только не вешай мне на уши свои армейские макароны! Как-то не очень похожа она на миллионершу, а ты на американского частного детектива!
– Я не спал с ней, если тебя это интересует.
Она рассмеялась:
– Интересует, но не очень. По теперешним временам, трахнуться с кем-то – как поздороваться. – Она еще разок вдохнула, но уже поглубже. – Куда важнее то, что будет после этой пиротехники… Я вот лично хочу ребенка. Семью и ребенка.
«Господи, о чем это мы?» – с легкой тревогой подумал я.
– Знаешь, мне скоро стукнет сорок, я не такой современный, как ты… Мне предложили работу, интересную работу. По-твоему, поработать на кого-то – это как…
– Я тоже люблю свою работу, – перебила Дорота, – но мне за нее платят.
– Я рад за тебя.
– Слушай, а о чем это мы? – спросила журналистка после затянувшейся паузы. – Я ведь съездила в Маглай и нашла твоего доктора Булатовича. Я сказала, как ты просил, но он мне, кажется, не очень поверил. Он знает, где та, вторая, раненая, но скажет об этом только тебе лично…
Они ждали нас у помойки, в двух шагах от колючей ограды. Я сначала наткнулся на Блажейского и лишь после увидел его.
– А эта что тут делает? – прошипела сидевшая на корточках Йованка.
– Потом объясню… Куда идти?
Большим пальцем правой руки Блажейский показал за себя:
– Прямо и через рощицу.
– Тут же прожектор и часовой на вышке.
– Все в порядке, это наш человек. Не все же у нас такие сволочи, как Ольшевский.
– Ты достал?
Дарек неохотно кивнул:
– Только, может, не стоит так рисковать, пан капитан?
– Где он?
– Там, в багажнике…
– Что – в багажнике? – проявив поразительную синхронность, вопросили сразу обе моих дамы.
– Ну ладно, мне пора. – Блажейский взял за руку Дороту, и они пошли, пригнувшись, к жилому блоку; что характерно, журналистка все время оглядывалась на меня, из-за чего споткнулась и чуть не упала.
Я взял из рук Йованки короткую толстую палку и, подсунув ее под нижний ряд проволоки, приподнял его. Побег из воинской части вступил в решающую фазу. Впрочем, вышло гораздо проще, чем мне представлялось. Правда, ползти пришлось довольно-таки долго до самой рощицы. Там мы встали на ноги и пошли напролом через столь любимые моей спутницей дикие заросли. Уже на подходе к дороге под ее ногой громко хрястнула ветка.
– Холера! – выругался я.
– Сам холера! – Йованка села на обочине. – Ну и что дальше, пан начальник?
– Будем ждать Дороту. Она отвезет нас в Маглай. Мне позарез нужно увидеть доктора…
– А на твоем лимузине доехать туда нельзя?
– Кто же пропустит через КПП машину арестанта?
– Ага! – думая о чем-то своем, кивнула Йованка. – И по этой причине тебе пришлось пасть в ножки пани редакторше?
– А есть какие-то другие варианты?
– В таком случае запиши себе в графу непредвиденных расходов чистку брюк. Ты испачкал колени, когда стоял перед долговязой цаплей…
Я сдержался, но с каким трудом это мне далось.
– Брюки я испачкал сейчас, когда полз. На коленях я стоял перед ней в трусах…
Одному лысому черту ведомо, куда завел бы нас милый разговорчик. На диво тихая ночка шелестела листиками придорожной ольхи. В рощице чуть слышно цвинькала страдающая творческой бессонницей пташка. На руке моей громко тикали командирские часы с облетающим планету спутником.
– Мы, кажется, квиты, – с мстительным удовольствием сказал я.
– Квиты? Почему же?
– Ну, ты же взяла на себя охранника в гостинице…
Короче, красная «астра» Дороты Ковалек подъехала удивительно вовремя. Я сел рядом с Доротой, Йованка сзади и так далеко от меня, словно она сидела не в машине, а на последнем ряду в ночном кинотеатре. Ни единого слова от нее не услышал я на протяжении всей дороги.
У дома доктора Булатовича Дорота выключила движок и приоткрыла свою дверцу.