– Надеюсь, ты еще не успела переспать с начальством журнальчика «Политика»?

Дорота гордо вскинула голову:

– Вот еще!.. И не собираюсь. – Она с укоризной глянула на меня: – Да пойми ты, Марчин, я хочу стать настоящей журналисткой и знаю, что у меня есть данные…

– И не уговаривай, я не возьму тебя.

Дорота Ковалек пожала плечами:

– Тебе же хуже.

– Почему же?

– А потому, что я пойду за тобой следом, и ничего ты со мной не поделаешь.

– Спасибо, что предупредила. Придется мне связать тебя.

– А я тебя обвиню в покушении на мою честь и достоинство!

– Дурочка, я ведь все расскажу тебе, когда вернусь, мы же договорились…

– Если вернешься ты, значит, смогу и я вернуться. На мины нарывается тот, кто идет первым. Повторяю: мне нужно пойти с вами…

– С нами?!

– Ну да, ведь не пойдешь же ты без Йованки. А мне нужно ничуть не меньше, чем ей… Кстати, а тебе-то зачем эта чертова гора?

– Ну, есть у меня там… А почему я, собственно, должен отчитываться перед тобой?

– Ага! Тебе и сказать-то нечего, – торжествующе воскликнула Дорота. – Это ты, ты должен сидеть здесь, на полянке под дубом, и терпеливо ждать нас!..

– Ну знаешь! – Я чуть не задохнулся от возмущения. – Ну хотя бы ты ей скажи, что глупо, – обратился я к Йованке, не проронившей ни слова во время безнадежно проигранной словесной баталии. – Ты ведь не идешь со мной?

– С чего ты взял? – холодно вопросила Йованка. – Я тебе уже говорила, и не раз: без меня ты никуда не пойдешь… И в Польшу мы если и поедем, то только вместе. Но раз уж ты собрался полазить по горам, ничего с тобой не поделаешь… Денег у меня, как тебе известно, нет, так что ничего, кроме как себя в спутники, предложить тебе не могу. Так сказать, натурой, черт бы тебя подрал, Малкош!..

– В конце концов, если хотите, давайте проголосуем, – доконала меня голубоглазая говнюха. – Кто за то, чтобы пойти на Печинац втроем, поднимите руки…

Как и следовало ожидать, они победили с перевесом в один голос.

Я вдруг остановился на полушаге. Еще через миг я увидел практически сливавшийся с зеленью леса силуэт мужчины в камуфляже, а затем сверкнула оптика его бинокля.

– Не двигаться, – прошептал я.

Елочка, за которой мы стояли, надежно скрывала нашу троицу, зеленая, рождественская елочка, правда без игрушек. Начинались игры совершенно иного рода. Я снял рюкзак и вынул из него свой бинокль.

– Кто это? – выдохнула вставшая на колени Йованка.

– Местный орнитолог, – усмехнулся я. – Будем возвращаться. Пойдем по старым следам. Прячьтесь за кустами, пригибайте пониже головы…

Прячась за еловым подростом, мы вернулись метров на двести и пошли на юг, к дороге. Риск нарваться на военный патруль многократно увеличивался, но другого пути к горе для нас попросту не было. С востока к лесу примыкали луга и выгоны для скота, места совершенно открытые. Туда и смотрел в бинокль мужчина в камуфляже, там и ждал увидеть нас.

– Кто это все-таки мог быть? – Йованке пришлось вытерпеть минут пятнадцать, прежде чем она задала этот вопрос.

– Тот, кто подготовился к прогулке по горам лучше нас. На нем спецназовский комбинезон, а не платье в горошек, как у некоторых.

– Надо было предупреждать заранее, – сердито сказала Дорота. – Ты же не сказал…

– А ведь он еще вчера знал, что пойдет на Печинац. – Йованка уничтожила меня взглядом. – Знал и словом не обмолвился… Я догадываюсь почему. Он надеется, что мы отстанем от него.

– Йованка!..

– Я уже сто лет Йованка! Я старая, умная!.. Куда ты нас ведешь, к машине Дороты?

– Разве? – Я полез за компасом.

Нет, и на этот раз перехитрить своих спутниц мне не удалось.

– Я сказал вам неправду, девочки. Это был не орнитолог…

– И что из этого следует? – Голубоглазая журналистка вполне освоила наши с Йованкой словесные обороты.

– А то, что за нами следят, – пояснил я, – И тому, кто занимается этим, плевать на миротворцев. Он не боится их… А вот нам его нужно опасаться…