Сотрудник газеты еще ничего не слышал о покушении, однако сообразил включить диктофон.

Запись воспроизвели для норвежского народа по обоим радиоканалам. Сквозь шорох ленты, к которому примешивалось взволнованное дыхание газетчика, народ услышал намеренно искаженный голос: «…вободу „Венсеремос“. Мы берем на себя полную ответственность за убийство министра обороны США. Это акт мести, призванный прекратить дальнейшее вмешательство в дела Никарагуа. В следующий раз мы убьем эту фашистскую свинью — президента!»

Щелчок — говоривший положил трубку. Несколько секунд еще слышен был слабый шум в редакционном помещении, затем в эфир снова вышла радиостудия и сообщила, что пока нет данных, позволяющих привязать к акции какую-либо из известных организаций в Латинской Америке, в названии или лозунгах которых есть слово «венсеремос». И что, по мнению телефонистки «Адрессеависен», говорили с норвежского телефона-автомата.

Траурная музыка.

Я сказал себе, что владелец магнитозаписи, успей он закрепить за собой права, может в двадцать четыре часа стать миллионером.

Картошка сварилась.

Бифштекс из холодильника.

Помидор.

Лук.

Этот деятель говорил нарочито низким голосом… Монотонно. По произношению национальность не определить.

Одно мне было ясно: Латинская Америка тут ни при чем. Я знал в Трондхейме многих беженцев с этого континента.

Так просто. Зайти в телефонную будку. Выдать себя за представителя той или иной группы. Лук на сковородке зазолотился.

Внезапно зазвонил телефон на кухонном столе. Голос Вегарда, одного из дежурных администраторов.

— Я только проверить, дома ли ты, — сказал он. — Тут тебя один постоялец спрашивает. Полицейский. Я направлю его к тебе, если ты не собираешься никуда уходить. Его зовут Аксель Брехейм.

Я медленно положил трубку на рычаг старого бакелитового аппарата, изготовленного в 1932 году.

Ну конечно.

Я совсем забыл про Маргошечку. Навязчивую Марго.

От которой я отвязался почти год назад.

Звонок в дверь повторился, прежде чем я успел открыть. На крыльце стояла велосипедистка. Ее рука только что оторвалась от кнопки. Велосипед стоял на дорожке за ее спиной.

— Я подумала, что не мешает поближе познакомиться с соседями, — сказала девушка, улыбаясь.

Я молча посторонился, пропуская ее в прихожую. Она сбросила туфли и зашагала дальше.

— Гостиная на втором этаже, — остановил я ее. — Дверь открыта. Я сейчас поднимусь.

Когда я вышел с кофейником из кухни, она еще стояла на лестнице между этажами, рассматривая один из моих двенадцати стеклянных ящиков с бабочками.

— Когда ты открыл, мне показалось, что ты ждешь кого-то другого, — сказала она, не оборачиваясь. — Я не вовремя?

— Бражники, — сообщил я. — Семейство Sphingidae. У меня их четырнадцать видов. Вон та — Acherontia atropos. Мертвая голова. Такой у нее узор на спине. У моего самого крупного бражника размах крыльев — пятнадцать сантиметров. Нет, ничего, я жду одного полицейского.

— По поводу?.. — Она указала большим пальцем в сторону городского центра и моста Эльгсетер.

— Нет. Другое дело.

Она повернулась, чтобы спуститься вниз. Я остановил ее жестом руки:

— Ничего, оставайся.

Наверху она остановилась. Посмотрела в глубь коридора.

— Ты живешь здесь один?

— Ага. Как ты узнала мой адрес?

— Ты несколько раз представлялся сегодня, — усмехнулась она. — Имя, фамилия: Кристиан Антонио Стен. Адрес: улица Оскара Вистинга, 5 Б. Занятие: дежурный администратор гостиницы «Турденшолд». Волей-неволей запомнишь.

Войдя в маленькую гостиную, она направилась к книжной полке. Спросила:

— Ты антиквар?

— Подержанные книги дешевле новых, — отозвался я. Гостья негромко рассмеялась. Взяла с полки «Сюннёве Сульбаккен». Бьёрнстьерне Бьёрнсон на французском языке. «Авторизированный перевод с норвежского Фредерика Бецманна и Альфонса Пажа». Издано в Париже в 1880 году.

— У тебя часто бывают проблемы из-за цвета кожи? — спросила она, осторожно листая книгу.

— Бывает. Кофе хочешь?

— Спасибо. Почему ты называешься вторым именем? Почему не Кристиан? — Поставила книгу на место и добавила: — Похоже, не такой уж он дешевый, этот экземпляр.

— Каталожная цена три сотни, — ответил я. — Я купил за пятьдесят крон на распродаже имущества одного старого учителя.

Гостья опустилась на диван. Я продолжал:

— Родные всегда звали меня Кристианом. Я сам избрал потом второе имя.