Достав карманные часы, я убедился, что до начала моего дежурства еще больше пяти часов. И мне было ясно, что я впервые явлюсь на работу в нетрезвом виде.

Сидя за столиком у окна, я видел, как в ресторан «Трубадур» входит Аксель Брехейм. Он не заметил меня, а может быть, заметил, но не пожелал здороваться. Прошел, не повернув головы, совсем близко от моего столика. Официантка в красной кофточке кивнула ему, словно приветствуя постоянного посетителя. Брехейм завернул за угол и исчез в тесной каморке, именуемой «каминной».

Я вновь сосредоточился на своей бутылке «Трубадура», Меланхолия — состояние души, которое особенно благоденствует в табачном дыму ресторанных залов. Моя форма меланхолии испытывает верх блаженства в обществе бутылки розового вина.

В двадцать три ноль-ноль я пришел на работу под хорошим хмельком, что не помешало мне более или менее нормально отсидеть ночное дежурство. Аксель Брехейм смотрелся куда хуже, когда прибыл, поддерживаемый сердитым таксистом.

К семи утра я почти совсем протрезвел, Вегард заметил мое состояние, но ничего не сказал. Он всегда был тактичен.

Я сдал дежурство. Вышел на улицу Шульца. Сделал всего каких-нибудь полсотни шагов, и тут вдруг у меня почернело в глазах. Когда чернота начала отступать, я обнаружил, что опираюсь на постамент статуи Петера Весселя Турденшолда. Сквозь тающую мглу я рассмотрел книжную лавку по ту сторону улицы. Справа высилась башня Мариинской церкви. За моей спиной раздались чьи-то торопливые шаги. Чей-то голос громко произнес мою фамилию. Я повернулся. Медленно.

Это была женщина-сыщик. Ингер Сков. Одета в тот же темно-красный костюм, что накануне. И лицо такое же непроницаемое, разве что с оттенком беспокойства при виде моего состояния.

Я выпрямился. Туман перед глазами исчез.

— Ничего страшного, — сказал я. — Просто голова немного закружилась. Все в порядке.

— Ты не против позавтракать со мной? — спросила она.

По голосу не понять — то ли на банкет, то ли на казнь тебя приглашают.

— Конечно, не против, — отвечал я.

Хотя вовсе не был уверен в этом. Может, я предпочел бы завтракать один.

Каким-то непостижимым образом общество Ингер Сков помогло мне расслабиться. Разговор протекал ровно и непринужденно, касаясь безопасных, но интересных тем. Время от времени она делала осторожные выпады. Задавала невинные вопросы о незначительных деталях пережитого мной за последние сутки. Если встречала сопротивление, тотчас отступала, переводила разговор на что-нибудь другое, чтобы чуть погодя уже под другим углом вновь подойти к тому, чего доискивалась.

Я предоставил ей полную инициативу. Воспользовался случаем сбросить напряжение. Сосредоточился на своем завтраке. Налегал на черный кофе.

За столиком в кафе «Ройял-гарден» я сидел лицом к лицу с любознательным представителем полицейского ведомства. Она говорила про мисс Марпл. Бенте. Велосипедистку с красным «ДБС». Один ее коллега подозревал меня в том, что я убил эту девушку. Что сама Ингер Сков думала на этот счет, оставалось для меня загадкой, но чем-то я ее все-таки заинтересовал. Иначе вряд ли она стала бы тратить на меня столько времени. К тому же угощать завтраком.

Я управился с последним бутербродом. Наелся до отвала и почувствовал, что здорово устал. Двадцать шесть часов без сна.

Официант предложил еще кофе. Я не стал отказываться.

— Играть в «сыщиков-любителей» опасно, — вдруг произнесла Ингер Сков.

Она как-то сразу переменилась, как если бы ей надоело изображать добрую тетушку.

— Международный терроризм — не хобби какое-нибудь, — продолжала она. — Это дело серьезное. И кровавое. Эти люди — профессионалы. Фанатичные профессионалы. Простодушным норвежским любителям следует решать кроссворды и собирать почтовые марки, вместо того чтобы воображать, будто расследование убийства сродни решению шахматной задачи. Мисс Марпл мертва. Она умерла вместе с Британской империей. Английские лорды продали свои поместья нуворишам и арабским нефтяным шейхам. Утонченные криминальные головоломки лишились крыши над головой.

— Мисс Марпл, — сказал я.

Ингер Сков удивленно воззрилась на меня.

— Я называл ее так про себя, — пояснил я, — пока не узнал настоящее имя. Теперь же, как ты сказала, она мертва.

Я собирался говорить холодно и трезво, но с великим удивлением обнаружил, что мои голосовые связки вдруг забастовали. И получился какой-то хриплый писк. Чашка выбила дробь о блюдце, когда я взялся за нее, чтобы прочистить горло черным кофе.

Ингер Сков молча наблюдала за выражением моего лица.

Я сделал глубокий вдох. Прокашлялся. Почувствовал, что снова владею собой.

— Теперь она мертва, — повторил я. — Итак, ты предполагаешь, что насчет покушения на Джона Солсбери она случайно проведала что-то такое, до чего вся норвежская полиция не смогла докопаться?

— Возможно. Последние дни она буквально шла по пятам наших людей. Тщательно обследовала мост Эльгсетер, словно надеялась, что террористы оставили там визитную карточку, которая ускользнула от глаз технических экспертов. Заведующий фирменной мастерской «Мерседес-Бенц» счел ее поведение таким подозрительным, что позвонил нам. Несколько раз заходила в «Интер электроникс». Ее видели в том районе, где живет директор Муэн. Она пыталась что-нибудь разузнать у сотрудников уголовного розыска в служебные и неслужебные часы.