«Адрессеависен» отвела покушению на Джона Солсбери четыре страницы. Марго Стрём фигурировала в маленькой заметке на третьей странице, в самом низу. Убийство Бенте заняло половину последней полосы.

На снимке она была не похожа на ту Бенте, которую я помнил. Лицо испуганное и нервное, глаза словно избегали взгляда читателя.

А вот дом, в котором она жила, я сразу узнал. Такой же серый и стереотипный, как и все двухквартирные дома, построенные сразу после войны. Газета сообщала, что Бенте снимала комнату с выходом около лестницы на второй этаж, с окном в сад позади дома. В этой комнате ее и убили.

Тело обнаружила хозяйка, когда решила проверить, почему дверь квартирантки приоткрыта. Та самая женщина с выпученными от ужаса глазами, которую я видел лежащей на носилках.

Окно в сад было открыто, как это часто бывает в теплые майские дни, когда трондхеймцы еще верят, что лето будет долгим и солнечным. Через него убийца проник в комнату. Судя по некоторым признакам, это был квартирный вор, сообщала газета, однако полиция не исключает и другие возможности.

Кому, как не мне, это знать.

Бенте возвращалась домой после полуночи. В обществе одной подруги, которая жила на улице Сверресборг, выше по склону. Они расстались в четверть первого. О дальнейшем известно лишь то, что в своей квартире Бенте, очевидно, застигла врасплох человека, который сперва задушил ее, потом пришпилил к стене длинным ножом.

Еще я прочел, что она находилась вместе с подругами с девяти вечера до полуночи. По их словам, она как будто была чем-то встревожена, но они не стали ее расспрашивать.

Автор статьи доводил до сведения читателей, что полиция задержала одного цветного иностранца, однако выпустила его после продолжительного допроса. На вопрос, подозревается ли задержанный в причастности к убийству, журналисту ничего не ответили, но есть основания полагать, что цветной иностранец был знаком с убитой.

Все.

«Арбейдерависа» писала примерно то же самое.

Я вернулся к заметке про Марго. Ничего особенного. Никаких новых для меня фактов.

Часть четырехстраничного материала о покушении была отведена описанию охоты на моего благоухающего чесноком итальянского приятеля Бернардо Каналетто, который внезапно исчез как раз тогда, когда полиция заподозрила, что на самом деле он — пресловутый международный террорист Аль-Ками. Был объявлен розыск, и в ночь на пятницу шведская полиция задержала итальянца в долине Фюнэс, у самой границы к востоку от Рёруса. Почтенный Каналетто ничего не мог понять. Террорист, он? Обыкновенный итальянский коммерсант, разъезжающий по делам на севере Европы. Пожалуйста, вот паспорт, водительское удостоверение. Подлинные документы. Фотография семьи. Вот я. Моя жена — Лилиана. Трое детей. Наш дом. Вот адресованное мне письмо. Ю андерстенд?

Молодой представитель шведской полиции был человек добросовестный, и он решил проверить правильность сообщенных сведений, прежде чем отпустить подозреваемого. Многочисленные и дорогостоящие телефонные звонки позволили установить, что задержанный и впрямь Карло Бернардо Каналетто Виванте, что он женат и у него трое детей и домашний адрес тот, что стоит на конверте. Но сверх того выяснилось, что некоего Карло Виванте, гражданина Италии, подозревают в причастности к незаконной продаже Южной Африке пушек шведской фирмы «Буфорс». Возможно, итальянец почувствовал себя неуютно, когда Трондхейм наводнили служащие норвежского полицейского ведомства, однако причины были не те, о каких думали представители правоохранительных органов. Международный контрабандист со связями В ЮАР вряд ли мог быть заинтересован в том, чтобы прикончить американского министра обороны. Еще один ложный след.

Листая газету за газетой, я удивлялся скудости информации. Одни лишь спекулятивные рассуждения, суть которых можно было выразить всего четырьмя словами: мы ничего не знаем. Для меня было ясно, что, кроме смутных подозрений, полиции не за что ухватиться.

Официанты ждали, когда я освобожу столик. Время завтрака давно кончилось, и они спешили произвести уборку до начала обеда.

Я собрал свои газеты и встал. Кроме меня в кафе оставался только один посетитель. Лишь один просидел столько же, сколько я, — тот из приятелей корреспондента «Чикаго трибюн», чей взгляд насторожил меня. Он тоже поднялся. Сложил экземпляр «Геральд трибюн», сунул в карман серого костюма и направился к выходу. Я пошел следом за ним.

Выйдя, я долго искал свой велосипед, пока не сообразил, что оставил его на улице Фрама, откуда меня увезла полиция.

По пути к автобусной остановке на улице Королевы я остановился у газетного киоска на Малой площади. Мое внимание привлекли субботние газеты, доставленные из Осло.

На первой странице «Дагбладет» смотрели куда-то в сторону глаза испуганной нервной девушки. Газета вопрошала: «ЧТО ОНА ЗНАЛА?»

«Вердене ганг» поместила портрет поменьше под заголовком: «ЛИКВИДИРОВАНА».

Гораздо больше места занимал другой снимок. На нем был изображен сфотографированный под углом сзади мужчина, лицо которого маскировала черная полоса. Он стоял подле статуи «Падение Икара», и было отчетливо видно, что у него нетипичная для норвежцев смуглая кожа.

Полицейские сирены, вырвавшие меня из объятий не слишком глубокого сна, оказались стрекочущим звонком зеленого телефона на тумбочке у кровати. Часы показывали четверть шестого. Судя по всему, еще продолжалась суббота. Состояние организма не давало мне повода заключить, что я проспал целые сутки, и я не мог себе представить, чтобы кому-то втемяшилось — в воскресенье звонить мне в шестом часу утра. Из чего следовало, что я проспал неполных четыре часа.