Командир повел себя не так, как от него ожидали; вместо связного изложения событий на борту он ограничился ответами на задаваемые вопросы. Отвечал он медлительно и обращался не столько к «орденоносцу», сколько к ведущему протокол секретарю, с лица которого не сходило изумленное выражение.

— Скажите, как гласил полученный вами приказ.

— Курляндия. Мы должны были идти в Либаву, в Курляндию.

— С каким заданием?

— Принять раненых.

— Принять?

— И вывезти. В Киль.

— Экипаж знал приказ?

— Как только мы вышли в море, я его объявил.

— Значит, экипажу он был известен.

— Так точно.

— Каким курсом вы намеревались идти?

— Северо-восточным, вдоль шведских территориальных вод. А потом повернуть на юго-восток.

— Ваши люди знали, что в Курляндии еще идут бои? Что целая армия — хотя и окруженная — оказывает героическое сопротивление?

— Большинство знало, пожалуй.

— Следовательно, они знали, что их сражавшимся товарищам необходима помощь?

— У MX-12 было задание взять раненых.

— Раненых... да, раненых товарищей, которые несколько дней лежат на косе под Либавой. И ждут. Ждут, чтобы вы отвезли их домой.

— Это нам было известно.

— Так. Известно. И тем не менее экипаж не подчинился приказу. Знал, что от этого зависит судьба раненых, и не подчинился. Из трусости.

— Это не было трусостью.

— Нет? А что же тогда?

— Я уже два года командую MX-12. И знаю людей. Это была не трусость.

— Тогда скажите, почему экипаж угрожал командиру. Почему его отстранили от должности...

— Из-за риска. Наверно, решили, что идем на слишком большой риск.

— Оценивать рискованность операции — дело командира. Он несет ответственность. Вы согласны со мной?

— Так точно.

И вдруг, когда защитник попросил его рассказать о событиях на мостике, командир посмотрел в нашу сторону. Взгляд его, скользнув по нам, остановился на штурмане, надолго; казалось, будто они разговаривают глазами, и разговор этот был не резкий, полный упреков, а скорее растерянный. Отвечая на просьбу защитника — описать случившееся с его личной точки зрения, командир упомянул сначала ходившие среди моряков слухи о предстоящем конце войны, сказал о настроениях, породивших эти слухи — еще на стоянке в порту, а не когда вышли в море, — но и признал, что на борту не было никаких нарушений дисциплины.

— Корабль шел курсом согласно приказу, — сказал он, — экипаж умело действовал в операции по спасению и при воздушном налете. Незадолго до второй вахты мостик заняли, люди были вооружены. Потребовали прекратить операцию и следовать в Киль. Я отклонил их требование. Штурман Хаймсон отстранил командира от должности. Командование тральщиком он взял на себя. Командира и первого вахтенного офицера посадили под арест.

— Господин капитан-лейтенант, — спросил защитник, — знал ли экипаж, что подписана частичная капитуляция?

— Так точно, — ответил командир.

— Когда это стало известно?

— Мы были в море уже часов десять.

— О капитуляции сообщили вы?

— Нет.

— Но вы разговаривали об этом с отдельными членами экипажа?

— Так точно.

— С кем?

— Со штурманом Хаймсоном.

— В каком духе? Вы не помните?

— Мы говорили об условиях капитуляции.

— Об условиях... Вам известно, что одним из условий капитуляции является перемирие?

— Так точно.

— Вы придерживались бы этого условия?

— Думаю, что да.

— Даже если бы на вас напали? Если бы, допустим, советские самолеты атаковали МХ-12?

— Не знаю.

— Чтобы выполнить условия капитуляции, вам пришлось бы отказаться от любого сопротивления. МХ-12 находится в зоне действия британских военных сил. Другое условие, между прочим, гласит, что все операции следует прекратить.

— Я получал приказы от штаба флотилии.

— То есть, вы выполнили бы ваше задание в любом случае? Даже если бы при этом нарушили условия капитуляции?

— Чего-то надо придерживаться.

— Господин капитан-лейтенант, насколько хорошо вы знаете свой экипаж?

— Большинство уже было на борту, когда МХ-12 базировался в Норвегии.

— Означает ли это, что вы были готовы положиться на ваших людей?

— Так точно.

— В любой ситуации?

— В любой.

— Вы когда-нибудь предполагали, что вас могут отстранить от командования судном?

— Нет... Нет.

— Как же это могло случиться, по вашему мнению? Что тут не сошлось?