Рядом носились собаки, время от времени громко лая и покусывая друг друга, возбужденные предстоящей охотой. И в самом конце на невысокой кобылке трясся Халик с испуганным выражением на маленьком сморщенном личике. Он чувствовал себя несчастным, всякий раз ожидая от Кучума нового подвоха или унижения. Но ослушаться хана — не поехать на охоту — он не посмел и сейчас всеми силами старался удержаться в седле, чтобы не грохнуться на землю с лошади.

Преодолев по небольшому сложенному из нескольких бревен мостику глубокий овраг, свернули за узкую тропинку, видневшуюся в густом ельнике. Теперь ехали шагом, где уклоняясь, где прикрываясь руками от хлещущих колючих зеленых лап. Но вот лес закончился, и они выехали на крутоярье, с которого была видна тонкая полоска лежащего далеко внизу Иртыша. Тураш и Калдыс быстро обнаружили спуск и спрыгнули с лошадей, держа их на коротком поводе, начали медленно спускаться вниз, скользя по траве едва заметной тропинки. Все участники охоты, осторожно ступая пошли вслед за ними. Кучум, приотстав, поравнялся с девушкой, с интересом поглядывая на нее. Скачка не только разгорячила, но и развеселила девушку. Она тихо чему-то улыбалась, и не поднимая глаз, осторожно переставляла ноги по скользкой тропе. Почувствовав пристальный взгляд, она подняла голову и встретилась взглядом с Кучумом, который неожиданно подмигнул и кивнул ей головой, как бы спрашивая: "Ну, как ты? Ничего?" — и она ответила тем же полукивком: "Ничего. Спасибо".

Кучум подождал ее внизу и, подавая руку, тихо спросил:

— Я до сих пор не знаю как тебя зовут. Вот и решил узнать.

— Анна, — со смущенной улыбкой ответила она и добавила, но я плохо говорю на вашем языке, хотя почти все слова понимаю.

— Научишься, — успокоил Кучум. — Не страшно?

— Страшно сперва было, но сейчас ничего.

— Откуда ты родом? Где жила раньше? — переспросил он.

— О, очень далеко. Княжество Рязанское. Рязань. Там тоже большая река. Очень большая. Ока.

— Ока, — задумчиво повторил Кучум, вскакивая на коня. Потом уже, отпустив поводья, полу обернувшись, крикнул. — Но у нас тоже хорошо. Да? — и поскакал нагонять охотников, уже внимательно выглядывающих Дичь в прибрежной осоке.

Влево от них уходила подошва холма, с которого они только что спустились. Река в этом месте отступила от подножья, оставив широкую полосу земли с высокими кочками, заливаемую по весне водой и поросшую осокой. Меж ними скапливались небольшие озерца, где в изобилии гнездились утки. Сейчас, во второй половине лета, они уже остановили свои гнездования и кормились вместе с выводками ближе к реке, набирая силы перед отлетом.

Охотники пустили собак вперед и они подняли небольшую стайку чирков, которые шумно захлопали крыльями, спеша оторваться от земли.

— Давай!!! — взвизгнул азартно Тураш и, освободив от цепочки сокола, сорвал колпачок с его головы и подбросил высоко вверх.

Тот несколько раз взмахнул широкими крыльями, взмыл еще выше и, оглядевшись, наконец, заметил летящих вдоль реки чирков. Но он не спешил кинуться на них сразу, а набрав высоту, залетел со стороны реки, заставляя чирков сбавить скорость и повернуть к охотникам.

— Уйдут ведь! Уйдут! — закричал Кучум и, нахлестывая коня, помчался туда, где могли приземлиться чирки.

— Не спеши, хан, — Тураш без труда нагнал его, умело направляя своего гнедого меж высоких кочек, — мой сокол свое дело знает. Он их от реки заворачивает, к нам гонит.

И точно. Стайка испуганно пронеслась мимо и, прошелестев крыльями совсем рядом, ушла в сторону холма.

Кучум выхватил лук, но не стал стрелять наугад. В это время Кылдыс выпустил второго сокола, взлетевшего наперерез утиной стае.

— Ай, ай, ай! Пошел! Пошел! — кричал он, хлопая в ладоши.

Но сокол, ослепленный солнечным светом, полетел к лесу и уселся на сухую вершину толстенного тальника, беспокойно вертя головой.

— Ой, дурачок. Испугался, бедненький… Чего же ты, а? — ласково заговорил Кылдыс, пытаясь подманить птицу.

Зато сокол Тураша легко нагнал летящих низко над землей чирков и, сложив крылья, ринулся на стаю. Ударил грудью переднего, долбанул клювом и уже медленно, расправив крылья, опустился рядом с упавшей в траву птицей, прижав ее когтистой лапой, и продолжал долбить.

Когда Тураш отнял у него добычу, утка была уже бездыханна. Похвалив питомца, он дал ему несколько кусочков вяленого мяса, поглаживая жадно глотающего подачку сокола.

Кылдысу пришлось лезть на дерево под насмешками нукеров, чтобы снять оттуда заупрямившуюся птицу.

— Я ж тебе говорил вчера, что не надо было его кормить. Вдруг наш хан на охоту поедет. Ты не послушал. Теперь доставай из ящика другого сокола, — пенял ему Тураш.

— Ничего и этот сейчас пообвыкнет, разлетается. Испугался немного, — оправдывался Кылдыс.

Кучум со стороны наблюдал за Анной, для которой охота с ловчими соколами была внове, и она широко раскрытыми глазами следила за всем происходящим, стремясь постичь азарт увиденного зрелища. Неожиданно она направила коня к Кылдысу и, протянув к нему руку, приказала:

— Дай! Я тоже хочу!

Тот сперва оскалился в усмешке, готовый резко ответить ей, но увидев одобрительный взгляд Кучума, покорно передал сокола уже накрытого шапочкой, лишь сказав:

— Руку обмотай тряпкой, а то порвет, — и для убедительности показал жестом, что девушке нужно сделать. Та поняла его и, достав из притороченной к седлу сумки платок, обернула вокруг левой руки, стянув тугим узлом, помогая себе зубами. Нукеры столпились вокруг, одобрительными возгласами поощряя и подбадривая ее. Халик, заметив, что настроение Кучума значительно улучшилось, подъехал поближе к нему и весело заговорил: