Она понимает. Она кивает.

— Меня зовут Рэндол. — Не дождавшись ответа, добавляет: — Как зовут тебя?

— Викки.

— Отныне Рэндол будет звать тебя Викки. Рэндол может называть тебя Викки?

— Да.

— Ты — первая мать, которую встретил Рэндол. Рэндол не хочет убивать матерей. Ты хочешь, чтобы тебя убили?

— Нет. Пожалуйста.

— Многие люди хотят, чтобы их убили. Люди из «Рук милосердия». Возможно, потому, что не могут убить себя сами.

Он замолкает, чтобы еще поесть мороженого. Облизнув губы, продолжает:

— Это вкуснее пауков, земляных червей и грызунов. В доме Рэндолу нравится больше, чем под домом. Тебе больше нравится в доме, чем под домом?

— Да.

— Ты сидела в мусорном контейнере с мертвым бродягой?

Она смотрит на него и молчит.

Он предполагает, что она роется в памяти, но какое-то время спустя повторяет:

— Викки? Ты сидела в мусорном контейнере с мертвым бродягой?

— Нет. Нет, не сидела.

В этот момент Рэндол гордится собой, как никогда раньше. Это первый разговор, когда собеседник — не его создатель из «Рук милосердия». И разговор складывается очень даже хорошо.

Прежняя проблема Уэрнера — насморк — представлялась сущим пустяком по сравнению с тем, что происходило с ним сейчас.

В комнате наблюдения Виктор, Рипли и четверо потрясенных сотрудников не отрывали глаз от шести экранов, которые показывали, как начальник службы безопасности кружит по изолятору на четырех ногах. Задние были у него с самого начала. А передние образовались из рук. Разительно изменились и плечи.

Тело Уэрнера продолжало непрерывно меняться, четыре ноги все больше и больше напоминали лапы дикой кошки. Локти, колени, лодыжки — менялось все.

Виктора это заинтриговало, потому что в генетический код Уэрнера он ввел некоторые гены пантеры, чтобы придать начальнику службы безопасности побольше проворности и быстроты.

На задних лапах колени сместились гораздо ближе к корпусу, стопы изменились, выросли длинные когти. На передних тоже появились когти, но пальцы больше напоминали человеческие, чем звериные.

Все эти перемены Виктор, Рипли и остальная четверка видели как на ладони, потому что шерсть на теле Уэрнера не выросла. Оно оставалось безволосым и розовым.

И хотя кризис не миновал (собственно, он только начался), Виктор уже мог вести наблюдение с чисто научной отстраненностью, поскольку Уэрнера заперли в изоляторе, исключив тем самым возможность его нападения как на самого Виктора, так и на других сотрудников «Рук милосердия».

За долгие десятилетия Виктор научился извлекать больше пользы именно из редких поражений, а не из многочисленных побед. Неудача могла по праву считаться матерью научного прогресса, особенно его неудачи, которые позволяли переосмыслить достигнутое и найти новые пути для продвижения вперед.

Виктор зачарованно наблюдал за изменениями человеческого тела, за трансформацией его в тело животного, трансформацией, никак не связанной с дополнительными генами, которые появились у Уэрнера. Да, мускулатура начальника безопасности улучшилась благодаря генному материалу пантеры, но ему не «подсадили» гены, отвечающие за лапы, и, безусловно, его генный код не предполагал наличия у Уэрнера хвоста, который уже начал формироваться.

Голова Уэрнера (в лице все еще угадывались знакомые черты) легко двигалась на толстой и удлинившейся шее. А когда он поворачивал голову к одной из камер, стоящие в комнате наблюдения видели, что радужные оболочки обрели форму эллипса, как бывает у кошек, хотя опять же такие гены в генный код Уэрнера не добавлялись.

Гипотезы возникали следующие: то ли Виктор где-то допустил ошибку, то ли ставшая аморфной плоть Уэрнера могла восстановить все особенности животного всего лишь по нескольких генам. И хотя вторая гипотеза вроде бы представлялась совершенно невозможной, Виктор склонялся к мысли, что именно она и является правильной.

Помимо шести камер, фиксирующих удивительное превращение Уэрнера из человека в зверя, в изоляторе стояли и микрофоны, подсоединенные к динамикам комнаты наблюдения. По звукам, которые издавал Уэрнер, не представлялось возможным определить, понимал ли он, что происходит с его телом. Звуки эти не складывались в слова, да и в основном он просто кричал.

И, судя по крикам, трансформация сопровождалась как ментальной, так и физической болью. Вероятно, Уэрнер потерял способность отключать боль.

Но когда Уэрнер вдруг внятно произнес: «Отец, Отец…» — Виктор убрал звук, ограничившись только «картинками».

В последние годы ученые Гарварда, Йеля, Оксфорда да и многих других научно-исследовательских центров экспериментировали с пересадкой генов. Скажем, добавляли гены паука к генетическому коду козы, чтобы получать молоко, подернутое паутиной. Вводили мышам части человеческой ДНК, несколько команд пытались победить в гонке и первыми создать свинью с человеческим мозгом.