Он нетерпеливо замахал на нее руками.

— Все та же история с вами, русскими! Когда желаемое само плывет вам в руки, вы вспоминаете о каких-то принципах. Поймите, я человек практический. Если принципы так важны для вас, то затевать эту канитель ни к чему. — Он скучно зевнул, показывая, насколько неинтересен подобный спор. Но вслед за этим оживился снова — Вот я чего не пойму: ваша цель — расшатать самодержавие, так? С целями оберкомандо это ведь не расходится. Что же удивительного, если оно готово согласиться на выезд группы русских? На вашем месте я сделал бы вот что: составил список тех, за кого вы ручаетесь; включите революционеров разных направлений, одних только революционеров.

— И мы должны взять на себя обязательства перед оберкомандо?

— Ерунда! Обязательства останутся по эту сторону границы и обратятся в ничто, как только вы ее пересечете.

— Вряд ли товарищи пойдут на такую сделку, — сухо заметила Коллонтай.

Он сделал несколько шагов и резко остановился.

— Хорошо, давай re тогда встретимся завтра. Мы придем вдвоем, депутат и я. Ведь это социал-демократы хотят помочь своим русским коллегам!

Фукс ушел расстроенный. Он добился лишь согласия прийти завтра утром на Ангальтский вокзал.

В эмигрантской колонии разгорелся горячий спор. Речь шла о судьбе людей, обреченных на голод и оторванных от насущного дела. Меньшевики, эсеры, трудовики готовы были согласиться на сделку, и только маленькая группа большевиков сочла для себя невозможным такого рода сговор с генералами.

Слишком велика была ответственность. Нужен был совет человека, авторитет которого был бы в глазах Коллонтай безоговорочным. Таким человеком являлся Либкнехт.

Он выслушал ее, задумчиво смотря в сторону сощуренными глазами.

— Я согласен с вами, — помолчав, сказал он. — Это не та почва, на которой возможны сделки… Но хороши и господа социалисты. Кто же это, интересно, союзник Фукса? Пойдите, взгляните-ка на него.

На следующее утро они встретились. Спутник Фукса нахлобучил шляпу, предпочитая остаться не узнанным. Ба, да это же Гере, старый знакомый, тот, кто пытался оправдать воюющую Германию в глазах Коллонтай!

Поняв, что он узнан, Гере заявил без обиняков:

— К чему артачиться? И какое кому дело, что вы тут пообещаете?

— Буквально то же самое говорил и я! — воскликнул Фукс.

— Вот вы, коллега Коллонтай, намерены остаться в Скандинавии? Ну и, пожалуйста, оставайтесь. Я довезу вас до границы, а затем сдам шведским товарищам. Дальше дело ваше.

— Нет, давать обязательства, которых заведомо не выполню, я не способна.

— Каких?! О чем!

— Нас выпускают в расчете на то, что мы будем вести в России подпольную работу — так? Чуть ли не в пользу вашего кайзера?

Забыв, где происходит свидание, Фукс закричал:

— Вот потому и с революцией у вас ничего не выходит, что вы по-глупому принципиальны! Если предпочитаете сидеть в немецкой клетке, дело ваше, в конце концов!

Гере спросил, почему они так мало ценят помощь немецких коллег.

— Вы домогались протестов, публикаций в «Форвертс» в вашу пользу, а мы понемножку делали свое дело помощи: приобрели для русских товарищей койки, чтобы в случае эксцессов кое-кого укрыть у себя. Теперь речь о помощи более существенной. Ведь этого добились для вас мы!

Коллонтай и ее спутница упрямо стояли на своем; план, так ловко придуманный, они готовы были без обиняков отклонить.

— Словом, да или нет?! Ну, значит, переговоры закончены, можете разорвать приготовленный вами список!

Гере вновь нахлобучил шляпу, готовый уйти. Ему казалось бессмысленным задерживаться в вокзальной толчее, среди носильщиков и тележек со съестным, и уламывать упрямых женщин.

— Напрасно связался с вами. С коллегой Чхепкели, депутатом Думы, мы поладили бы, уверен, с первых же слов.

— Вы и сегодня можете с ним связаться!

— Нет, один и тот же вопрос два раза у нас не решается. Пеняйте на себя. — Он повернулся и стал пробираться к выходу.

Фукс укоризненно покачал головой, осуждая нелепую принципиальность, и медленно последовал за выходившим из вокзала Гере.

…Вместе с небольшой группой застрявших русских Коллонтай удалось выбраться из Берлина несколько позже. Они так и не воспользовались благосклонным содействием коллег.

В этой комнате было великое множество книг. Обитательница ее могла отказать себе в чем угодно, только не в них. Книги лежали на подоконнике, стопками на столе, на полках и даже на полу возле дивана. В остальном тут все выглядело сурово: стол с чернильным прибором, диван, несколько стульев.