— Я рассчитывал встретить здесь немцев, преданных своей родине! — закричал он высоким голосом. — Я много лет в партии и всегда защищал дело рабочего класса. Но когда вопрос стал о самозащите…

Свист и выкрики опять потрясли казарму. Депутат посмотрел на эту солдатскую ораву, безнадежно махнул рукой и спустился с возвышения.

Фельдфебели, проводившие его, вернулись в казарму; один из них подмигнул солдатам.

— Придется наказать вас, ребята: неопытны — раз, а второе — не хватает ума. А ну, все на плац!

Рота замаршировала на плацу перед казармой, выполняя, сверх положенного, упражнения в беге и ползании на животе.

Истории, подобные этой, случались не часто; однако случались. Значит, оставалось в народе горючее, способное если не разгореться пламенем, то хотя бы тлеть и слабо дымить.

Бывало, перед продовольственной лавкой женщины, разозленные ожиданием и нехваткой продуктов, начинали кричать и угрожать. Подходил шуцман и требовал, чтобы все разошлись.

— Да побыстрее, вас ждут дома дети!

— С чем я приду?! — кричала женщина, перед носом которой он строго водил своим толстым жезлом. — Вы вот, герр шуцман, стоите здесь на посту, а мой хозяин там — пиф-паф, пиф-паф!

— Каждый выполняет то, что ему предписано. А ну, расходитесь, а то приму строгие меры!

Оттолкнув женщин, он сам входил внутрь лавки, чтобы разобраться в причине задержки. Толпа женщин ждала.

Шуцман появлялся вновь и, точно перед ним дети, говорил:

— Ну, к чему было скандалить! Продукты, слава богу, есть, только продавцы не справляются — двоих забрали на прошлой неделе в армию. Ничего не поняли, а шумите! Против кого? Против лавочника! А он такой же труженик, как и вы. Ему надо делать свой оборот, а рук не хватает.

Значения этих маленьких вспышек не следовало переоценивать. Народ продолжал по-прежнему верить в победу и готов был приносить свои жертвы.

Партия социал-демократов приспосабливалась к своей новой государственной роли. Канцлер, которого социалисты прежде с трибуны рейхстага жестоко критиковали, показал себя в эти дни человеком, достойным доверия. Соображения вчерашних противников он выслушивал очень внимательно, а кое-что из их поправок включал в свои речи.

Осторожность и вдумчивость Бетман-Гольвега пришлись особенно по душе Шейдеману. Сам не скорый на решения, он сумел оценить в канцлере эту черту. Пришла пора деловой работы, а не деклараций, и следовало воздать имперскому руководителю должное.

— Германии повезло, — говорил Шейдеман коллегам. — В эти кризисные дни во главе ее стоит не господин Бюлов с его реакционным апломбом, а человек умеренный, способный считаться с другими.

Курьер рейхсканцелярии зачастил теперь к Шейдеману — то с извещением, то с приглашением. Вручая их, курьер желал господину депутату всего самого лучшего.

Иной раз, уславливаясь с кем-либо о свидании, Шейдеман со скромной деловитостью пояснял:

— Завтра никак не смогу, к сожалению. Встреча с канцлером.

Высокий, седой и почтенный Бетман-Гольвег в самом деле умел выслушивать собеседников. Условия классового мира он выполнял добросовестно и представителей социал-демократии старался приблизить к делам большой важности.

Выслушав в свою очередь его доводы, Шейдеман, или Гаазе, или Эберт говорили:

— В целом тезисы ваши приемлемы, но вот по пункту третьему нам придется занять позицию негативную.

— Какие же возражения собирается выдвинуть ваша фракция?

Чаще всего привилегия полемики предоставлялась Шейдеману.

— Сформулировать сразу трудно, но — я думаю, коллеги со мной согласятся — возражения наши будут выглядеть примерно так…

Социалисты были уверены, что позиции своей партии защищают с должным упорством. Совместная работа с правительством приводила ко все большему пониманию с той и другой стороны.

Возникла в отношениях доверительность. Так, однажды, провожая Шейдемана до дверей своего кабинета, канцлер заметил:

— Вам не кажется, что ваши левые ведут работу э-э… подрывного характера?

— Кого вы имеете в виду?

— Вы понимаете, я думаю, сами, о ком речь.

— Нет, мне, господин канцлер, не кажется.

Это прозвучало сухо и несколько даже отчужденно. Шейдеман с удовлетворением подумал, что достоинства социалиста не уронил. Мало того, он задал встречный вопрос:

— А вам, господин канцлер, известно, что полиция продолжает прежнюю линию по отношению к нашей партии? Рабочий класс несет тяжелые жертвы, работает с величайшим напряжением сил, а полиция ведет слежку, проводит обыски.