– Умапалата! Ты хотя бы приблизительно можешь сказать, какое число набрала перед тем, как захлопнуть чемодан?

– Сорок восемь!

– Ты знаешь, как выглядит это число?

– Знаю. Там вот такая штучка и вот такая, – начертила пальчиком в воздухе загогулины сестра.

Ни на сорок восемь, ни на восемьдесят четыре, ни на другие возможные комбинации с цифрами четыре и восемь кодовый замок не реагировал. Сестру от самосуда спасла бабуля. Она прикрыла ее собой и сказала, что Гаянэ тоже приходится несладко, потому что она заперла свои игрушки и не может теперь играть. Как только Гаянэ услышала об этом, она тут же подняла крик на весь дом.

– Отдайте мне мои игрушки, – выла корабельной сиреной она, – не хочу я в пиянельлягерь в нивкакой, только верните мне игрушкииии, мишку верните, и зайчика верните, и куклу верните, и ведерко верните, и кукольный домик вернитееее.

– Какой кукольный домик? Нет у тебя никакого кукольного домика, – опешили мы.

– А мозет, он в чемодане появился узе, откуда вы знаетееее, – заливалась горючими слезами Гаянэ.

Мама принесла тетрадку, вывела в столбик все числа от 01 до 99, и мы стали по очереди набирать их на кодовом замке.

– Гаечка, милая, – ворковала бабуля, – а на что были похожи эти цифры?

– На цывыточек и на булочку, – сквозь слезы рассказывала Гаянэ.

– Убью, – ругалась Каринка и вычеркивала очередное число в тетрадке, – набери теперь семьдесят шесть.

– Семьдесят шесть, – возвещала я.

Чемодан не открывался.

На 83 у меня запотели ладони, на 95 я вспотела насквозь, а когда и на число 99 замок не отреагировал, то хором завыли уже все девочки.

– Да что это за наказание такое, – причитала мама, – ни одного дня без потрясений!

– Ааааа, – гудела Гаянэ, – верните мне мои игрушки и мишку-ведерко-куклу и кукольный домик вернитееееее. И много-много зувачек тозе верните!!!

– Это не ребенок, а стоматолог Шпак какой-то, – разводила руками бабуля.

Мы еще минут десять попрыгали вокруг чемодана, а потом Каринка побежала за инструментами, чтобы разобрать замок.

Но тут, к нашему счастью, вернулся папа, оперативно вник в ситуацию, отобрал у Каринки молоток с отверткой, глянул в тетрадь с перечеркнутыми числами.

– Ноль-ноль набирали?

– Нет, – заплакала мама.

«Мой зять золото» набрал ноль-ноль и под всеобщее ликование открыл чемодан.

– Я зе сказала, что набрала сорок восемь! И ваш чумадан мне не нузен, и ваш пиянельлягерь тозе не нузен, вот! – Гаянэ выгребла свои игрушки, втянула голову в плечи и, смешно двигая лопатками, ретировалась в родительскую спальню. Оплакивать свою горькую судьбу в мамину ночнушку.

Спать мы легли только к полуночи. Сначала по новой раскладывали вещи, потом чистили на скорость зубы, а потом подглядывали, как бабуля молится на миниатюру Тороса Рослина «Благовещение». Икон дома не водилось ввиду папиного критического отношения к религии, поэтому бабуля, ничтоже сумняшеся, определила под иконостас альбом средневековой армянской миниатюры. С особенным пиететом она относилась к Рослину.

– Душевные какие, – приговаривала она, подолгу рассматривая каждую его работу.

Назавтра четыре всадника Апокалипсиса топтались возле Маринкиного подъезда. Долго ломали головы, раздумывая, как провернуть такую архисложнейшую операцию, как подглядывание за чужой тетей. Сначала решили просто напроситься в гости к Инге. Но открыла Ингина мама и сказала, что Инга на два дня уехала с папой в Дилижан.

– Проведать дедушку, – объяснила она.

Идти в гости к Инге, когда ее нет, как-то глупо, поэтому мы несолоно хлебавши отправились горевать в беседку. Сначала Маринка в подробностях рассказывала, как ей делали клизму, и как потом Сурик до поздней ночи обзывал ее «впопетрубкой». Потом, вдоволь нагоревавшись из-за того, что не видать нам Ингиной тети, мы пошли кататься на качелях. Качели были старые и покореженные и при раскачивании издавали такой душераздирающий лязг, словно все привидения мира собрались в нашем дворе – побряцать своими цепями. Мы скорбно качались под кентервильский реквием и чувствовали себя самым несчастными девочками на свете.

– Стоп! – вдруг заорала Каринка.

– Чивой? – затормозили мы ногами в землю. Скрип оборвался.

– За токаром стоит стул. Так?

– Так! – встрепенулись мы.

Токаром называли небольшое сооружение с электрическими щитами, которое находилось во дворе нашего дома. Иногда к этому сооружению приходили электрики, отключали во всем доме электричество и начинали с важным видом ковыряться в проводах. Через секунду после того как отключали электричество, из окон гроздьями высыпали домохозяйки и нервно поторапливали электриков:

– Когда свет дадите? Холоделники размораживаются!!!

– Женщины, не мешайте работать! – огрызались электрики и продолжали ковыряться в проводах.

– Вы «не мешайте работать» будете своим женам говорить, ясно? – клокотали домохозяйки. – Включите токар, говорят вам – холоделники размораживаются!

Сестра была права, за токаром действительно стоял старый, обшарпанный стул. На него взбирались электрики, когда ковырялись в проводах.

– Вот! – продолжила Каринка. – Инга живет на первом этаже. Если притащить этот стул под окна и взобраться на него, то…