Захариэль покачал головой. Просто чудо, что шаттл пробился сквозь атмосферу, но вряд ли можно ожидать, что он сумеет вернуться.

Продолжая осматривать днище, он вдруг понял, что необычно в этом шаттле. По крайней мере частично. Корабль не был предназначен для космических полетов, поскольку в днище не имелось тепловых щитов. Это было обычное воздушное судно, построенное для передвижения в пределах атмосферного слоя, чем и объяснялся увеличенный объем двигателей — вероятно, их переделывали, чтобы шаттл смог дотянуть до орбиты.

Любой, кто решился бы спускаться на поверхность без тепловых щитов, не дожил бы до приземления. При вхождении в плотные слои атмосферы корабль должен был обратиться в пылающий факел, и выделяемое тепло испепелило бы каждого, кто находился внутри, а затем и сам шаттл мог расплавиться, прежде чем рухнуть на землю.

Люди, прилетевшие на этом корабле, явно не собирались возвращаться на поверхность планеты.

Значит, их миссия должна закончиться здесь.

Захариэль выбрался из-под шаттла и ужаснулся: они приняли на борт врагов, притворившихся друзьями. Он снова взглянул на старинный корабль, впервые увидев в нем вражеское транспортное средство.

— Но чего они надеялись добиться? — тихо спросил он себя.

Горстка сарошанцев, высадившихся на борт «Непобедимого разума», едва ли могла справиться с одним Темным Ангелом, а на корабле их было достаточно много.

Так с какой же целью они предприняли свой визит?

Захариэль опять двинулся вокруг шаттла, постукивая кулаком по исцарапанному фюзеляжу, тихо урчавшим двигателям и выпуклой передней секции. Дойдя до крайней передней точки, он снова удивился странной форме носовой части. Ее контур никак нельзя было назвать удачным решением для любого судна, предназначенного для полетов в атмосфере.

Захариэль не был авиаинженером, но он достаточно учился, чтобы понимать влияние очертаний носа и крыльев воздушного корабля на его подъемную силу, а такая тяжелая передняя секция явно противоречила здравому смыслу.

Внимательный осмотр носовой части подсказал, что корабль был надстроен, поскольку краска и структура материала здесь заметно отличались от остального корпуса. Захариэль сделал шаг назад, окинул взглядом корабль и сразу понял, что к первоначальному варианту сверху и спереди была добавлена целая секция.

Захариэль ухватился за крышку одного из лючков и потянул. Как он и опасался, крышка оказалась приваренной, но Захариэль уже был уверен, что внутри скрыто нечто ужасное. Он сделал глубокий вдох, уцепился покрепче и дернул изо всех сил.

Металл прогнулся и треснул, но даже сварка не устояла перед мощью одного из лучших воинов Императора, и крышка в конце концов выскочила из гнезда. Захариэль отшвырнул вырванную пластину и через образовавшееся отверстие заглянул внутрь передней секции.

Он увидел множество толстых металлических брусков, установленных вокруг центрального стержня приблизительно метровой толщины. Стержень был закреплен массивными опорами из того же металла, а рядом мигало огоньками какое-то устройство.

— Это своего рода оружие, — произнес кто-то рядом с ним. — Я думаю, атомная боеголовка.

Захариэль рывком развернулся и уже был готов нанести удар кулаком. Рядом стоял Лютер, на его лице застыло выражение боли и грусти.

— Атомная боеголовка? — переспросил Захариэль.

— Да, — ответил Лютер, подошел ближе и заглянул в образовавшуюся пробоину. — Полагаю, что весь этот корабль — одна гигантская ракета.

— Ты знал об этом? — спросил Захариэль. — Почему ты ничего не сказал?

Лютер отвернулся, его плечи уныло опустились, словно он признал свое поражение. Затем он вновь взглянул на Захариэля, и тот поразился, увидев на глазах командующего слезы.

— Я почти решился, Захариэль, — произнес Лютер. — Я хотел сказать, но потом подумал, что все может стать моим: Легион, командование, Калибан. Все стало бы моим, и я больше не должен был бы делиться с тем, чья тень падает на все мои деяния.

— Лев? — воскликнул Захариэль. — Его подвиги велики, но и твои тоже!

— Может быть, они были бы великими, но в другой эпохе, — возразил Лютер. — Только если бы я не жил в одном отрезке времени с таким человеком, как Лев. Только в этом случае слава выводящего Калибан из тьмы была бы моей, но вместо этого вся она досталась моему брату. Ты не можешь себе представить, как грустно быть самым выдающимся человеком своей эпохи, а потом в один момент лишиться всего.

Захариэль видел, что Лютер не в силах сдержать поток слов. Преграда благородства и самообладания сдерживали эти чувства более десяти лет, но дамба рухнула, и истинные переживания Лютера хлынули наружу.

— Я никогда не подозревал об этом, — сказал Захариэль, и его рука опустилась на эфес меча. — И никто об этом не догадывался.

— Я и сам многого не понимал, — признался Лютер. — До того момента, когда увидел шаттл. Мне бы не пришлось даже пальцем пошевелить. Надо было просто уйти, и все, чего я жаждал, стало бы моим.