– В этом случае мы бы не успели на праздник! – воскликнула Софи.

– Но… – попытался Сапожников изложить свои религиозные познания.

Софи поцелуем остановила его, быстро поставила свой чемодан на тележку, взяла Михаила Петровича за руку и потянула к лифтам.

– Куда ты? – удивленно спросил Сапожников, а Гарри остановился в недоумении: что же ему теперь делать?

От начальства он имел четкое указание: встретить важного гостя и довести его до машины. От себя Гарри добавлял еще одно действие: получить хорошие чаевые. А тут – на тебе. Какая-то странная дамочка бросила чемодан на тележку и еще пытается командовать, в каком направлении двигаться. При таком раскладе не только без чаевых останешься, но еще и по голове от начальства. Справедливости ради Гарри отметил про себя, что дамочка очень даже недурна собой. Везет же этим богатым.

От мыслей о социальной несправедливости сопровождающего отвлек возглас красавицы:

– Что вы здесь замерли? Мы же опоздаем на самолет! Я хочу успеть на ближайший рейс.

Быстро сориентировавшись, что надо сделать, чтобы срочно вылететь по маршруту Нью-Йорк – Хьюстон, троица почти побежала к стойкам регистрации. Изрядно вспотевший Гарри, видимо, оценив ситуацию и поняв, что при таком стечении обстоятельств он может проявить себя еще более показательно, начал быстро звонить по телефону, отменять лимузин, узнавать, с какого именно терминала вылетает нужный самолет. Как выяснилось, рейсов на Хьюстон было много, и совершались они различными компаниями, поэтому Софи постоянно корректировала его вопросы, и все же через двадцать минут Сапожников уже рассчитывался за нужные билеты, одновременно сдавая багаж и предъявляя документы.

Михаил Петрович протянул Гарри пятьдесят долларов, но по лицу встречавшего было абсолютно непонятно, доволен он этой суммой или нет. Тем не менее анализировать чувства Гарри не имелось времени, Софи в очередной раз схватила Сапожникова за рукав и потащила за собой к зоне досмотра – оставалось всего двадцать минут до вылета в Хьюстон.

«Пожалуй, я начинаю привыкать, и главное, мне это нравится, когда мной руководит женщина, – подумал Сапожников, и тут же вновь защемило сердце. – Так и до инфаркта недолго!»

– Садитесь, Антон Николаевич, – Беленький поднял глаза от бумаги, лежащей перед ним на столе, – докладывайте, что нового у Сапожникова.

Авдеев привык к подобной манере руководителя – постоянно интересоваться деталями наиболее серьезных текущих операций с тем, чтобы, как он говорил, «быть в теме». Беленький мог вызвать, выслушать доклад, одобрительно кивнуть, признав все действия правильными, но мог порой предложить изменить разработанную ранее тактику. Сотрудники не очень любили являться на визит к шефу до окончания операции, потому что его способность разрушать построенные схемы приводила к необходимости начинать многие процессы заново.

Авдеев, будучи высококлассным профессионалом, относился к тем офицерам, чьи действия Беленький практически никогда не корректировал. Вот и сейчас он без дрожи в голосе начал свой доклад.

– В настоящий момент Сапожников вместе с дочерью Липсица сидят в самолете, находящемся на пути в Хьюстон.

– Вы контролируете его передвижение?

– Конечно. В Нью-Йорке наши люди проводили его до самолета, а в Хьюстоне его уже встречают, – уверенно ответил Авдеев.

– Ну что же, значит, пока все идет нормально, – то ли спросил, то ли констатировал факт Беленький.

На всякий случай Авдеев ответил:

– Да!

– Кстати, а он не почувствовал, что вы его опекаете?

– Конечно, нет! Он не профессионал, и к тому же, как я вас и информировал, мы не будем жестко следить за ним. Наши люди будут контролировать его только в основных пунктах нахождения, о которых нам известно заранее.

– Замечательно. Спасибо, можете идти.

Авдеев встал, пожал руку руководителю и быстрым шагом вышел из кабинета.

– Папа! Привет! А-у!!! Почему нас никто не встречает?

Софи открыла дверь своим ключом, вошла вместе с Сапожниковым внутрь роскошного родительского дома, а теперь стояла посреди огромного холла и пыталась докричаться до родителей.

«Неплохо живут нобелевские лауреаты в Соединенных Штатах Америки», – подумал Сапожников, осматривая роскошную мраморную лестницу, идущую на второй этаж, прекрасные картины, развешанные по стенам, и антикварную мебель.

Софи, поймав его взгляд, спросила:

– Нравится?

– Да, очень!

– Это все – мама! Папе абсолютно безразлично, в каком доме жить, на чем есть, да в принципе и что есть. А вот мама у меня другая. Она любит и ценит уют и роскошь, создает ту среду, в которой ей комфортно, но что самое интересное, папе, похоже, тоже теперь нравится в этом жить.

Тут в холл откуда-то сбоку в махровом халате и спортивных тапочках вышел Мотя.

– О, это вы? Здравствуйте! – Он поцеловал дочку и пожал руку Сапожникову. – Я в бассейне плавал и слышу: кто-то кричит. Дай, думаю, проверю. Выхожу, а здесь – вы. А я вас ждал только через пару часов, к самому обеду, как ты, Софушка, и говорила.