Египтолог Александр Море в своей книге «Цари и боги Египта» дает вполне разумное и подробное объяснение сущности священной драмы, разыгрываемой на публике. Он утверждает, что это торжество праздновалось в начале зимы в шестнадцати крупных городах Египта, и его воспроизведение этого действа основано на текстах, найденных в гробницах и храмах.

А. Море рассказывает, что первая же сцена повествовала о смерти Осириса. В этой сцене воспроизводилось расчленение тела Осириса и то, как части его тела были разбросаны по сторонам. На основании текста «Гимна Осирису», находящегося на стеле, которая хранится в Национальной библиотеке Парижа, А. Море делает вывод, что следующая сцена представляла собой воспроизведение поисков частей тела Осириса Исидой, которой помогали Гор, Тот и Анубис.

«Когда Осирис (то есть все части его тела) был найден, начиналось соединение фрагментов тела в одно целое и об этом повествовала следующая сцена. Диодор рассказывает, как Исида возрождает к жизни каждый фрагмент тела умерщвленного бога: «Она вложила каждый фрагмент тела в статую Осириса, сделанную в натуральную величину из воска и ароматических масел». Это описание предполагает совершение некоего магического действия, первым этапом которого было создание изображения Осириса. Это искусственное тело при соприкосновении с куском тела, помещенного внутрь его, должно было, в соответствии с магическим поверьем, ожить. Именно так члены семьи Осириса по кусочкам воссоздали божественное тело. Книга обрядов гласит, что Гор сделал для Осириса большую статую (мы бы сейчас назвали ее мумией), соединив все части расчлененного Сетом тела. «Теперь у тебя опять есть твоя плоть; у тебя опять есть твои корабли; у тебя опять есть руки, ноги и все остальное». Боги участвуют в этой тяжелейшей операции. Геб, отец Осириса, играет главную роль в этой церемонии. «Ра послал с небес бога Анубиса, который с помощью Тота и Гора соединил разрубленные части тела Осириса и спеленал его полосками льняного полотна.

Описание, которое мы видим в книге обрядов, на практике выполнялось неукоснительно. На торжественных празднествах в честь Осириса сооружались две статуи Осириса – они были сделаны из земли, смешанной с пшеницей, благовониями и драгоценными камнями. При этом отдельно вылеплялись фрагменты тела, которые Исида должна была принести в каждый храм Осириса. И когда жрец принес глину, чтобы добавить ее в форму, он сказал: «Я приношу Исиде эти части мумии Осириса».

Поблизости от статуи, уже одетой в облегающее полотно, которое с тех пор стало характерной чертой Осириса, Исида и Нефтида – в траурных одеждах, с распущенными волосами, с синяками на голове и груди от многочисленных ударов. Они умоляют Осириса «вернуться и вновь поселиться в своем восстановленном теле».

По мнению Море, второй акт состоял из сцен, описывающих возвращение души Осириса и воскрешение бога. Возрождение Осириса разыгрывалось в форме аллегории: статую Осириса на семь дней помещали на ветви кедра. При этом число «семь» символизировало семь месяцев, проведенных богом в чреве его матери Нут, богини этого дерева.

Это гарантировало статус возрождения, и эту статую, сделанную из земли, ячменя, пшеницы и благовоний, хоронили под священным деревом в день Праздника Полей, то есть во время посевной, чтобы статуя, полная зерен, «вернулась к жизни» при помощи вегетации.

В Дендере (Дандаре) и Филе сохранились барельефы, иллюстрирующие воскрешение Осириса. Тело бога вытянуто на погребальном ложе, а Исида и Нефтида заняты восстановлением скелета и облачением его в плоть при помощи магических пасов. Понемногу в ответ на магические жесты появляются ноги, руки и голова. Наконец бог начинает шевелиться, поворачивается на бок и поднимает голову. Судя по всему, этот обряд совершается в рамках разыгрываемого представления.

Сохранение возрожденной жизни было предметом третьего акта драмы. Статую одевали в изысканные одежды и расписывали в цвета жизни, натирали благовониями и маслами, причем каждое магическое действие имело собственное значение. Затем бога помещали перед столом, уставленным «всеми хорошими и чистыми вещами, которые дает небо, создает земля и дарит людям Нил, – хлебом, мясом, фруктами и напитками». Наконец статую помещали в священный алтарь, двери которого закрывали и опечатывали. С этого момента Осирис начинал жить своей жизнью. Он был просто типом возрожденной души. Если бог или человек желал так же возродиться в своем втором существовании, он должен был пройти через сходные обряды.

Тот факт, что драма стала частью египетских таинств, многое говорит об их истоках. Как говорит исследователь первобытной религии Маретт, древняя религия скорее вышла из танца, а не из мысли, она была ребенком вдохновения, а не философии. Но тем не менее не стоит верить в то, что вся сущность таинств заключена в драматических обрядах. И это доказано существованием двух вариантов таинств: Малого и Большого.

При этом нельзя упускать из виду, говоря о публичных таинствах, церемонию отца, или tetu. Этот так называемый «фетиш» представлял собой колонну с четырьмя капителями, и некоторые ученые считают его символом позвоночника Осириса. Другие же полагают, что это – символ платана или тамариска, внутри которого, согласно Плутарху, находился Осирис. Когда колонна лежала на земле, она символизировала мертвого Осириса, а в стоячем положении – Осириса воскресшего. На описываемом нами торжестве эта колонна поднималась при помощи веревок, и в этой процедуре принимал участие сам фараон.

Совершенно очевидно, что в основании таинств лежат самые простые вещи – земледелие и потребность в пище. И они странным образом переплетаются с более возвышенными сферами. Если человеку было суждено достичь в загробной жизни полного единения с Богом, то было необходимо обеспечить усопшему достаточно комфортные условия жизни на том свете. Об этом убедительно свидетельствуют египетские тексты. Умерший, как мы можем видеть из этих текстов, постоянно требует у богов хлеб, птицу, питье и другие необходимые вещи.

Специалисту по сравнительному религиоведению вовсе не покажется странным соседство такого относительно «низкого» и приземленного взгляда с куда более благородной идеей о союзе с Богом. Это соседство уходит своими корнями в эпоху, когда душа считалась чем-то материальным. Поэтому голодный призрак представлял собой вполне реальную социальную и религиозную проблему, а сыновья усопшего и его родственники по мужской линии остро чувствовали ответственность за него и несли к его могиле такие подношения, которые могли бы удовлетворить и задобрить его. В противном случае дух становился самым настоящим вампиром.