Да, молодой человек чего-то добился – сам правитель Теночк наградил его украшенным драгоценными перьями щитом! – однако всего этого было мало! Асотль очень хотел изменить всю свою жизнь. Он прекрасно знал, что вернуться в Колуакан, город, который считал родным, не было никакой возможности – все общество отвергло бы его, юноша стал бы изгоем, и это еще в лучшем случае, в худшем же его ждала смерть на жертвенном камне, и смерть медленная, мучительная, – у жрецов имелось для того много различных способов.

Значит, теперь нужно было добиться всего здесь, у ацтеков! В конце концов, по словам приемного отца, он, Асотль, сын ацтекского вождя, свидетельство чему – шрам, татуировка на левом виске в виде когтистой лапы ягуара. Лапу эту юноша пока показывать не спешил – кто его знает, как это воспримет верховный вождь? Вряд ли как дорогого родственника, скорее уж – как нежелательного конкурента. Борьба за власть – она везде одинакова, в том у Перепелкина-Асотля не было никаких сомнений.

Да, еще одно… Все, что творилось, было для Перепелкина дико, однако это вовсе не было сном, и, следовательно, нужно было с этим жить, жить именно здесь, посреди всего этого кошмара! Иного пути просто не было. И Перепелкин это прекрасно осознавал, хотя всерьез о случившемся пока не задумывался – так, слегка, на большее не было времени, слишком уж круто обходилась с ним здешняя жизнь. Для начала нужно было выживать – что Асотль и делал, а уж потом… А уж потом посмотрим. Молодой десятник, конечно, надеялся приобрести – или выстроить – дом, признаться, надоело уже в казарме. Средств, правда, на это еще не хватало, но ведь… Не последняя же это война – вот как стал рассуждать, а как же, с волками жить – по-волчьи выть, уж не щебетать канарейкой. Правда, к дому полагалась молодая жена… И вот тут-то юноша с щемящей грустью вспоминал Ситлаль, любимую… Ныне – чужую жену, выданную за молодого жреца Белого Тескатлипоки – гнусного Тесомока – волею ее отца, правителя Ачитомитля. Такие вот невеселые сложились дела, и Асотль не знал, что со всем этим делать. Предать свою любовь и привести в дом другую он просто не мог. Но и жить бобылем было бы подозрительно: красивый молодой человек, знаменитый воин, десятник, в конце концов, для некоторых – весьма приличная партия, что уж тут говорить.

Такие мысли терзали юношу за пиршественным столом, и веселящийся сотник Есуакатль нет-нет да и окидывал своего протеже и подчиненного долгим внимательным взглядом. И наконец, улучив момент, отвел в сторону, под массивную крышу портика: сотня Есуакатля пировала во дворце какого-то жреца или кальпуллека – старосты городского района.

– Дом? – Сотник ухмыльнулся. – Зачем тебе дом, парень? А, понимаю, хочешь женится. Не спеши, ведь в казарме куда веселее! Вот, помнится… Впрочем, как знаешь. Как десятнику, тебе так и так положен дом, правда не очень большой… Я бы даже сказал – маленький. Ты хочешь оставить себе рабов?

– Одного. Остальных хотелось бы продать.

– Помни – хотя бы двоих ты должен пожертвовать храму Уицилопочтли.

Асотль лишь развел руками: должен так должен, что тут скажешь?

– Но я позвал тебя сюда не за этим. – Есуакатль огляделся вокруг и понизил голос. – Я рекомендовал тебя для одного важного дела… Ты мне кажешься для него вполне подходящим.

– Что за дело? – быстро поинтересовался юноша.

– Завтра с утра ты отправишься в Колуакан, охранять наши дары Ачитомитлю. Он примет эти дары… И почувствует нашу силу! Знаешь, что мы пришлем ему?

– Пленников?

– Зачем давать колуа благословенье богов? Вовсе нет. Уши принесенных в жертву! Их много… Проклятый Колуакан! – Сотник сплюнул с неожиданной злобой. – Он стоит над всеми нами, как надменный господин над слугой, и, презрительно выпятив нижнюю губу, цедит приказы.

– Смотрю, ты не слишком-то расположен к нашим союзникам. – Асотль спрятал усмешку.

Есуакатль угрюмо кивнул:

– Я их ненавижу! Еще юношей, таким, как ты, я участвовал в «войнах цветов». О, колуа тогда были сильны и не стеснялись навязывать нам свою волю! Им нужны были пленники для принесения в жертву, а воевать по-настоящему ни с кем не хотелось – подлые трусы! И тогда они велели нашему вождю послать в нападение небольшой отряд. Только вместо мечей, дубинок и копий мы были вооружены букетами цветов! Мы все знали, что с нами будет… И гордились этим! Смерть на жертвенном камне – достойная и счастливая участь. Так мы все тогда думали… И я – молодой и глупый. Я уцелел тогда, вырвался, убежал – не очень-то уважал жрецов. Меня не успели взять в плен – пришлось нашему старому вождю принять нас обратно… Меня и еще нескольких человек из сотни… Знаешь, почему я тебе все это рассказываю? – Резко обернувшись, сотник посмотрел Асотлю прямо в глаза.

– Почему? – усмехнулся юноша.

– Потому что ты тоже не очень-то уважаешь жрецов! Только не лги… Я давно это заметил… Ты – из простых, такой же, как и я… О, как я ненавидел когда-то не только жрецов, но и знать, «тех, кто всегда ест этцалли»… А теперь и сам стал таким, как они! Сам! Своей волей! Своим умом! И мне не помогали никакие жрецы и никакие…

Есуакатль, как видно, хотел сказать – «боги», но вовремя опомнился и прикусил язык.

«Те, кто всегда ест этцалли» – так называли знать. Этцалли – лепешка из кукурузной муки с мясом – вкусная и сытная вещь. «Жирные пожиратели лепешек» – так, немного переиначив полуофициальное прозвище, именовал знать Асотль. Потому что сам не был таким. Здесь. Но вот когда-то в Колуакане…

Нет! Все в прошлом, все – отец, влиятельный, всеми уважаемый жрец благого бога Кецалькоатля, налаженная, относительно безбедная жизнь, привилегированная школа – кальмекак… Транспортная контора, ресторанная сеть, выборы… Все в прошлом, и ничего не вернуть. Сейчас он, Асотль-Перепелкин, никто… То есть совсем недавно еще был никем, но сейчас… сейчас – уже десятник, для многих – человек уважаемый. И добился этого – сам!

Но Есуакатль, ну дает старый! Фрондер, мать его за ногу, – жрецы ему не нравятся… Асотлю тоже не нравятся… Сотник умен и наблюдателен – это сразу подметил. Да, умен, хоть с виду валенок валенком… Или, как это по-местному сказать, на языке народов науа? Каменюка каменюкой? Или – тапир тапиром?

Он ненавидит Колуакан, сотник… А ненавидел ли этот город Асотль? Скорее нет, чем да, ведь все-таки, несмотря ни на что, это был город его юности, его детства, город друзей… И любимой.

Ну, с любимой ясно… А вот друзья – смешной толстяк Тлауи, Уии, сын начальника писцов, неунывающий балагур Сенцок, Шочи… Шочи! Некогда даже толком поговорить со старым другом! Удалось перемолвиться лишь парой слов и все.

– Эй, парень, где бродят твои мысли?

Задумавшись, Асотль и не слушал, что там еще говорил сотник.