Едва токмо войска на зимних квартирах расположились, как пришло известие, что корпус турок и татар числом до сорока тысяч человек под предводительством Гензия-паши, приблизясь к Очакову, приступил к осаде оного. Возвратиться туда с армиею было невозможно по причине наступившей зимы и за чрезмерною отдаленностию. Почему наилучшее средство оставалось токмо единое: чтобы в самой скорости отправить туда по Днепру, на котором судоходство еще открыто было, сильное вспоможение на подкрепление гарнизона в Очакове. Отец мой сделал было уже все нужные к тому приготовления и намеревался сам туда поехать, как получил от храброго генерал-майора Штоффеля, который незадолго пред сим вместо генерал-майора Бахметева туда переведен, радостное донесение, что неприятель, осаждая две недели крепость без всякаго успеха и по потере нескольких тысяч людей, принужден был, оставя свое предприятие, отступить назад, покинув на месте почти всю свою амуницию.

Сие происшествие заслуживало тем большего уважения, что от усилившихся болезней, к которым и язва даже присоединилась, из всего гарнизона не больше как полторы тысячи человек в состоянии были носить оружие. Отец мой особенную имел причину радоваться сему случаю, ибо таковое неудачное неприятельское покушение ясным служило доказательством, что завоеванное им место немаловажно для турок или и не простое гнездо было. Приехавшего к нему с сим известием курьера, сына генерал-майора Штоффеля, отправил он неукоснительно в Санкт-Петербург, да и сам туда же отъехать приготовился. Двор, как казалось, доволен был нынешним его походом. От императрицы принят он весьма благосклонно, а обер-камергер Бирон, новоизбранный герцог Курляндский, не преминул обласкать его всеми признаками почести.

Учрежденный в Немирове, небольшом местечке в Подолии, конгресс [51] по желанию турок разъехался опять без всякого успеха, а римско-императорские войска, имевшие сначала счастливый в Венгрии поход, окончали оный столь неблагополучно, что фельдмаршал граф Секендорф отозван в Вену к отчету. И потому необходимо нужно было со стороны России принять наиудобнейшие меры к открытию нового похода.

Граф Остейн, римско-императорский министр, равно как и нарочно для того отправленный в Санкт-Петербург генерал-поручик маркиз де Ботта, настояли, чтобы к их армии в Венгрию отправить корпус вспомогательного войска. Но когда о сем деле предложено к рассуждению, то отец мой утверждал, что полезнее для России неприятеля в двух различных местах атаковать и чрез то понудить его большую часть силы своей от австрийцов отвлечь, нежели здешнюю армию отделяемым от нее корпусом ослабить. Мнение его принято и определено воинские операции не токмо в Крыму продолжать, но также обратить оные против Молдавии, а чтобы кратчайшую и способнейшую взять туда дорогу, и именно чрез Польшу, оное для некоторых частных видов на сей раз еще не дозволено, но надлежало, по примеру израильтян, пустынею проходить в обетованную землю, то есть поход предпринять туда чрез обширную степь.

Прежде нежели я приступлю к описанию сего похода, за нужное считаю вкратце упомянуть о том, что в сие время с самим мною происходило.

Родившаяся во мне склонность к придворной фрейлине баронессе Анне Доротее Менгден довела меня до того, что я просьбою своею утруждал монархиню о милостивом дозволении взять ее себе в замужество, и вскоре потом приключившаяся со мною болезнь от простуды заставила меня проситься на теплые воды в Аахен. Как первое, так и другое разрешено от императрицы всемилостивейше, и отец мой, давно уже желавший видеть меня супругом, в рассуждении первого был чрезвычайно доволен и рад.

Немного дней спустя потом отец мой отправился в Украину, а я остался на несколько еще недель в Петербурге и выехал не прежде как в исходе февраля 1738 года. Откланявшись монархине, получил я у себя на дому две тысячи рублей на дорогу в подарок.

Что касается до похода в сем году под предводительством отца моего, имею объявить, что войска шли при всех прежних и вышеописанных распоряжениях вторично чрез степь и прямо к Днестру. На той стороне Днестра и неподалеку от Бендер собралась многочисленная турецкая армия с намерением воспрепятствовать переправе российских войск. По долговременном походе, на котором частые и сильные, особливо при некоторых забираниях фуража, стычки с неприятелем происходили, достиг отец мой берегов упомянутой реки. Но запорожские казаки, которые одни на ту пору проводниками были, вели его по незнанию своему так дурно, что он не токмо встречал весьма неудобные дороги, но и вышел прямо на глаза расположившегося на другой стороне реки лагерем неприятеля. Тамошний берег в длину на несколько миль простирался, сплошь весьма крутой и каменистый; а турецкий лагерь прикрывался из камня высеченным ретраншаментом, и сверх того многочисленною снабжен был артиллериею.

Когда за сим казалось невозможно иметь здесь какой-либо успех в предприятии, то отец мой, после нескольких для виду в ретраншамент учиненных пушечных выстрелов, поворотил вправо и подвинулся вдоль реки повыше. Намерение его было, чтобы, частию встретив узкое место для переправы и частию заманить неприятеля, перебраться чрез реку и вступить в сражение. Последнего ожидал он с тем большим основанием, что нарочно сделал вид, будто бы поход свой прямо к Хотину направил. Но думать должно, что турки на сей раз не имели охоты драться; ибо без всяких дальних предприятий следовали они за российскою армиею на другом берегу, пересылая на сию сторону одних токмо татар для обеспокоивания наших войск. Однажды толпа янычар в ночное время отважилась на маленьких судах чрез реку переехать и при выступлении армии в поход атаковать арьергард, однако столь хорошо от сей приняты, что, по потере нескольких сот человек, едва успели остальные кое-каким образом убраться на другую сторону.

Сим образом отец мой, почти до самого Хотина подвинувшись и не находя никакого средства цели своей достигнуть, к тому ж при наступившей осени болезни между солдат день ото дня умножались, рассудил он за благо поход сей окончить. Но как неловко было чрез степь возвратиться, потому наиболее, что татары во множайших местах траву на ней выжгли, то решился он свою армию разделить на колонны, из коих последнюю себе оставил, и сопроводить ее чрез часть польского владения к российской границе. Хотя коронный гетман граф Потоцкий и делал на то возражение от имени республики, но в ответ ему сообщено, что нужда закон изменяет, что в проход армии все припасы за наличные деньги покупаемы будут, и что, в случае причиненного какого-либо вреда, за весь убыток заплачено быть имеет.

Так кончился поход 1738 года, и хотя на оном никаких новых завоеваний не приобретено, однако российский солдат, при славе своей за приобретенную храбрость и при спокойном духа расположении, сохранен и сей раз совершенно.

С операциями австрийских войск в Венгрии происходило в сем году не счастливее, нежели в прошлом. Ибо, кроме что они на многих сражениях редко победителями отходили, потеряли еще крепость Орсову со всею находившеюся в ней артиллериею и наконец в пребедственном состоянии возвратились на зимние квартиры.