Джонни достал упаковку с таблетками, прочитал аннотацию и выпил сразу две, не запивая.

Черт, он ведь давно не прыщавый подросток, который боится пригласить на свидание самую красивую девчонку в классе! С Джинни, бывшей женой, он познакомился еще в начальной школе. Ее семья жила через три дома.

Фонтейн снова набрал номер.

— Привет, это я, — сказал он.

— Здравствуй, любимый! — ответила Джинни иронично и тепло одновременно. Куда подевалась простая девчонка из Бруклина? — Как дела?

— Боже, как я рад тебя слышать! — воскликнул Джонни. — Чем занимаетесь?

Они только что вернулись из супермаркета, старшей дочери купили первый в жизни бюстгальтер.

— Не может быть! — не поверил Джонни.

— Когда ты в последний раз видел девочек?

Так! Он выступал в Атлантик-Сити, до этого в частных клубах Нью-Джерси и Чикаго, куда его пригласил сам Руссо, а еще раньше снимался в эпизодах в Новом Орлеане. Наверное, тогда!

— На День поминовения? — неуверенно спросил он.

— Что толку спрашивать! — вздохнула Джинни. — Откуда звонишь?

— А помнишь День труда в прошлом году или в позапрошлом? Как мы сняли коттедж у самого моря и устроили пикник?

— Нет, — ответила Джинни.

— Ты шутишь! — возмутился Фонтейн, слыша приглушенные крики девочек.

— Конечно, шучу! Это было в те счастливые времена, когда меня не существовало.

Лесс Галли настаивал, чтобы Джонни рассказывал журналистам, что он не женат, чтобы не спугнуть малолетних поклонниц.

— Я же не по собственной воле!

— От девчонок вообще отбоя не было! Каждый раз, выходя за сигаретами, ты мог подцепить…

— Помнишь, я готовил поп-корн и обжег руки…

— А потом ты испортил нам фейерверк!

— Да уж, — невесело признал Джонни.

— Завтра в нашем районе благотворительная вечеринка, мы печем пирог, — сказала Джинни. — Может, придешь?

— На вечеринку?

— Ты ведь в Калифорнии, правда? Тебя отлично слышно!

Фонтейн положил трубку на плечо и закрыл глаза руками.

— Нет, я не в Калифорнии, просто связь хорошая.

— Очень жаль! — проговорила Джинни. — Я готовлю куриное ризотто по рецепту твоей мамы! Вернее, его готовят девочки! Если не убьют друг друга, то все будет в порядке. Характеры у них — просто ужас, да еще и переходный возраст!

Джонни очень любил дочек, но с ними было сложно в любом возрасте.

Жена передала трубку младшей дочке, но в кабинет вернулся Филли и многозначительно постучал по часам.

— Передай маме, — сказал Джонни, — что я постараюсь прийти на завтрашнюю вечеринку.

— Хорошо, — отозвалась дочь, однако по голосу девочки было ясно, что отцу она давно не верит.

Зеленые таблетки-антидепрессанты прописал Джул Сегал, тот самый доктор, который обнаружил наросты на голосовых связках Фонтейна и направил к хирургу, который смог их удалить. После операции Джонни снова мог петь. Большинство докторов в Голливуде больше интересовались ножками молодых актрис и певичек, чем здоровьем пациентов, и наживали неплохое состояние, прописывая дорогие антидепрессанты и делая криминальные аборты. Джул Сегал волочился за каждой юбкой, что не мешало ему быть первоклассным специалистом, которого Корлеоне пригласили в новую больницу Лас-Вегаса на должность заведующего отделением хирургии. Так почему же зеленые таблетки не помогают Джонни?

Фонтейн покачал головой, стараясь взять себя в руки. Все в порядке, все под контролем. В день он выпивает четыре зеленые таблетки, двадцать чашек чая, столько же кофе, съедает пару бутербродов и почти не спит. Джонни казалось, в голове роятся тысячи крошечных муравьев, и не просто роятся, а танцуют какой-то бешеный танец. Сильно болела спина, и больше всего хотелось лечь на пол и заснуть. Но заснуть Джонни вряд ли бы удалось. После встречи с этим увальнем Милнером он чувствовал странное возбуждение и с нетерпением ждал следующей репетиции.

Вот бы сейчас заснуть и проспать несколько дней подряд!

Только бы его не покидало вдохновение!

В Лос-Анджелес Фонтейн приехал с твердым намерением записать добрую половину пластинки. Однако за несколько минут репетиции он понял, что будет здорово, если они сделают хоть одну песню так, чтобы понравилось и ему, и Милнеру. Тем не менее, когда до обратного рейса в Вегас оставалось всего несколько минут, Фонтейн записывал третью песню за день и понимал, что остановиться просто не может.