Если большинство населения является лишь потребителями, разной степени приближенности к кормушке, то мы видим пролетариев в римском смысле этого слова — массу, требующую «хлеба и зрелищ». Олигархия со времен Древнего Рима прекрасно знает, как управлять толпой ничего не производящих плебеев, в том числе и как манипулировать голосованием народных собраний (римск. комиций). Только это «прекрасное управление» для Рима закончилось плохо. Страна, игравшая в античный период примерно ту же роль, что и США в современном мире, канула в лету вместе со своим языком, культурой, непобедимыми легионами и «свободными римскими гражданами».

К сожалению, силы, которые не хотят индустриализации России, являются не только внешними, они пребывают и в российском общественном сознании. Самым главным «внутренним» противником новой индустриализации является культ потребительства.

Потребительство, будучи формально желанием каждого, подобно любому эгоизму убивает «общее дело», каким является производительный труд. Принцип потребления — «хочу это сейчас» противоречит основному принципу развития — оставить средства в виде накоплений, необходимых для вложений в промышленность и сельское хозяйство.

Либеральные временщики (как могильщики так и проектанты фальшивого рыночного счастья) скоро уйдут — в течение ближайших десяти лет. Конечно, они успеют перекачать еще несметное количество русских средств в западные банки, однако управлять страной эти бездарные имитаторы и русофобы никогда не научатся. У них ни мозга, ни сердца, только сосательный хоботок и ганглий, обеспечивающий сосание. И гельминт умеет влиять на нервную систему несчастного носителя, делая его поведение одновременно бессмысленным и гиперактивным, но настоящим управлением это назвать трудно. Россия рано или поздно избавиться от паразитов и будет жить дальше.

Однако и многие простые люди, чье внимание захвачено сиянием реклам, не понимают, что идеология потребительства совершенно недостаточна для выживания страны. Человек с потребительским сознанием, даже лениво поругивающий сырьевую экономику, не всегда отдает себе отчет, что превращение России в сырьевой придаток абсолютно соответствует доминированию в головах культа потребительства.

Россияне, радующиеся 30 сортам импортной колбасы, химизированной и канцерогенной, на самом деле радуются своей ненужности. История уже показала не раз, что социальная группа или целый народ, в котором потребители уступали место производителям, а идеология производства заменялась идеологией потребления, есть прямой кандидат на вымирание и ассимиляцию пришлыми варварами. Один из наиболее ярких примеров — уже упоминавшийся Древний Рим, особенно его италийская метрополия. Забавно, что рухнуло и несколько варварских государств, созданных на территории бывшей Римской империи, например вандальское и остготское — суровые германские воины и пахари, последовав римскому примеру, разложились за одно поколение…

Если народ в массе своей перестает производить и создавать, то он начинает вымирать уже согласно основному и совершенно тоталитарному принципу капитализма — максимизации прибыли за счет минимизации издержек. Кормление не участвующих в производстве людей лишь увеличивает издержки хозяев. Олигархии, внешней и внутренней, нужно, чтобы как можно меньше людей отщипывало свою «потребительскую ренту» от сырьевых доходов и снижало норму прибыли. И олигархия найдет способ сократить число бесполезных едоков. Сырье-то, в отличие от промтоваров, всегда найдет спрос и потребителя на внешнем рынке. Так что трубная экономика одновременно и трупная, это экономика эвтаназии.

Те, конкретные пацаны, которые нашли свое место поближе к трубе, и либеральные пропагандисты, обслуживающие сырьевиков, могут легко тыкать пальцами в изъяны советской экономики с ее очередями и проблемами распределения. Они могут даже сурово восклицать: «Ты хочешь нас вернуть во времена тотального дефицита!»

Но сегодняшнее «изобилие», при двукратном снижении уровня производственных накоплений по сравнению с советскими временами (а на самом деле еще большем, ведь либеральная статистика не учитывает повальное воровство и расхищение), было создано во времена того самого «тотального дефицита».

Сегодняшнее потребление все еще обеспечивается тем, что было создано предыдущими индустриальными волнами — жильем, инфраструктурой, коммунальным хозяйством, железными дорогами, водными каналами и портами, электростанциями, мощностями добывающей экономики, включая пресловутые трубы, да и ракетно-ядерным щитом, который всё это защищает.

Сегодняшнее потребление обеспечивается накоплениями, созданными прошлыми поколениями — а что будет когда запасы прошлого закончатся?

И первая и вторая волна индустриализации порождали «семь тучных коров», которыми питались последующие эпохи «освобождения» и разрухи. Построенная второй индустриализацией советская экономика, при всех своих поздних перекосах (объяснимых, на самом деле, растущими аппетитами элит), была производящей и потому население росло. А нынешняя экономика является перераспределительной — в ней отсутствуют механизмы, обеспечивающие нормальное обновление основных фондов, инвестирование в новые предприятия, доступное кредитование производства — и поэтому население, все еще потребляя, вымирает. Вымирает, не смотря на заполненнные полки магазинов. Причем потери в самой потенциально производительной группе населения от 25 до 40 лет на порядок выше даже чем в гораздо более бедных странах — демографический ущерб почти как войне типа первой мировой.