— Кум, доставай паляницы, шматок сала и оцей мешочек, — крикнул Тягнырядно, ткнув кнутовищем в сани.

— За цым дило не стане, — важно отозвался кум, укрывая соль брезентом. Он развязал мешок, вынул оттуда пышный деревенский каравай, узелок с салом, сбросил мешок с отрубями.

— Получай, завхоз, наше крестьянское угощение!..

— Это за мешок соли и за бочку сельдей? — не удержался от восклицания Панасюк?

— Твоя силь, чы шо? — хитро прищурив глаз, ответил бородач.

— Все это товарищ матрос нам приказал выдать. С ним мы и будем иметь особый разговор. Так я говорю, товарищ главный?

Китик не ответил. Мужики разбирали вожжи, готовясь в дорогу.

— Постойте, дорогие, — твердо скомандовал Китик. — Сколько крестиков клали на эту бумагу? — моряк хлопнул себя по боковому карману бушлата.

Мужики поглядывали то на Китика, то на подошедшего начальника госпиталя с группой караульных, вероятно, вызванных по тревоге.

— По три, товарищ матрос.

— Ну вот и выполняйте свои обязанности перед, богом, людьми и передо мною.

— Да мы, коли надо, муки фунтов десять добавим. Белой, крупчатки.

— Скажите, доктор, на сколько времени хватит этой муки для больных? — вдруг обратился Китик к начальнику госпиталя.

Доктор недоуменно пожал плечами.

— Не понимаю ни вашего поведения, ни вашего вопроса. Во всяком случае, мука выйдет быстрее, нежели разыгрываемый с этими кулаками спектакль.

— Игра стоит свеч! — ответил Китик и подошел к крестьянам.

— Ну, «беднота», последний вопрос: совесть у вас есть? Кресты ставили? Долг платежом красен!

Он круто обернулся, отыскивая глазами завхоза.

— Десять минут хватит, товарищ завхоз, чтобы разгрузить обе подводы?

Бывший боцман Панасюк, встрепенувшись, поправил фуражку, сделал шаг вперед, беря под козырек.

— За десять минут один разгружу, товарищ уполномоченный Особого отдела!

— Одному не положено. Все вместе работать будем на революцию. Так я говорю? — обратился Китик к кулакам.

Мужик, которого по документам именовали Тягнырядном, выкатив глаза, стал кричать:

— Грабят, люды добри!.. — Но, увидев подле себя часового и грозную фигуру Китика, притих.

Панасюк по-боцмански зычно крикнул на мужиков, усевшихся поверх поклажи.

— А ну катись вниз, бисовы души. Скидывай тулупы, а то вовремя не управимся.

Начальник госпиталя распорядился:

— Осторожнее с продуктами. Выгружайте сюда.

Он показал в угол под навесом.

Через несколько минут Китик подал ему небольшой клочок бумаги, освещая фонариком. Начальник госпиталя прочел: «Мяса говяжьего 19 пудов 14 фунтов. Мука 20 пудов. Сала 1 пуд и 8 фунтов».

Дарюга провел ладонью по воспаленным глазам, еще раз заглянул в листок и вспомнил список умерших за последнюю неделю. Доктор представил себе, с каким наслаждением раненые и больные матросы сегодня будут, наконец, есть настоящий мясной бульон с белыми сухарями.

— Товарищ уполномоченный, разрешите одну пристяжную оставить для госпиталя, — разведал настроение Китика завхоз.

Китик отрицательно покачал головой.

— За такое дело к стенке поставят. Декрет нужен на это.

Китик взял кормовой мешок, подошел к присмиревшим мужикам, готовым к отъезду.

— К бедноте не прилипай, Тягнырядно, гни свою линию до поры до времени. — И крикнул часовому:

— Отворяй ворота, братишка!..

Сани с легким скрипом выползли за ворота. Вслед за ними ушел со двора госпиталя и Китик с бойцами береговой охраны.

В небе веселее загорались звезды. Морозный ветерок, шедший с Днепра, колыхал ленточки матросских бескозырок.

Начальник Всеукраинской государственной Черноморско-Азовской опытной станции Демидов по профессиональной привычке тщательно сверил утвержденный центром штатный список сотрудников с наличием учетных карточек, аккуратно сложенных в сейфе в алфавитном порядке.

Личное дело профессора Фан дар Флита лежало сверху в пухлой коленкоровой папке с застежками.

Демидов сам дерзал на поприще науки. Правда, это было неофициальное поприще, хотя Демидов посещал лекции того самого университета, где Фан дер Флит заведовал кафедрой. Лавры служителя науки он использовал в качестве фигового листа для прикрытия своего полулегального положения. После получения диплома был командирован в Вену будто бы для совершенствования своих познаний в области международного права. К тому времени на всякое право и на законы он уже имел достаточно пренебрежительные взгляды.