— Узнаю чекиста по полету! Успели познакомиться?

Бородин ответил не сразу, пытаясь сказать покороче. Но коротко не вышло.

— Давно это было, еще до революции. Работал я слесарем на заводе Гуревича и в драматическом кружке участвовал. Спектакли ставили мы в пользу рабочей кассы взаимопомощи. Один спектакль запомнил я на всю жизнь. Называется он «Коварство и любовь». Я там играл Фердинанда, а одна гимназистка, Оленька — Лизу. Сдружились мы с этой самой Лизой-Ольгой и, как это в юности бывает, показалось нам, что мы в самом деле любим друг друга.

В вербное воскресенье назначил я свидание в соборе. Оленька сложила руки, смотрит на епископа, а я кроме нее никого вокруг не замечаю. Окунули в святую воду веточки вербы, вышли из собора и — к Днепру. Утро было морозное, но солнечное, и на душе май. Идем это мы, взявшись за руки, и дарим по веточке встречным. Одна из таких веточек попала в руки рассеянному господину в цилиндре и в очках, который шел по набережной к Днепру. Как он преобразился, получив веточку из рук розовощекой Оленьки: «Спасибо, спасибо, милые... Будьте счастливы!»

— Это Фан дер Флит, знаете вы его? — шепнула мне Оленька. В то время поговаривали о чудаке ученом, мечтавшем соорудить гидроэлектростанцию на Днепре и осветить Херсонщину. Царские министры упрямо отвергали проект профессора Фан дер Флита. Уж не этим ли проектом решил отставной ученый расположить к себе Советскую власть в лице бывшего политкаторжанина предисполкома Кузьмы Доброхотова? — закончил Бородин свои воспоминания вопросом.

— А что, скажешь, неинтересный человек? — загорелся Доброхотов, опять взвесив папку ученого на ладони.

— Любопытный, что и говорить.

— Не в этом дело, — недовольно протянул Доброхотов. — Главное, что ученый к Советской власти обратился за осуществлением своей мечты. Верит в нашу силу Фан дер Флит, как думаешь?

— С чего же Советская власть будет начинать в данном случае? — продолжал разговор Сергей Петрович, пока не обнаруживая чувства юмора у своего собеседника.

— Начну с того, что велю отремонтировать затопленный врангелевцами катер Фан дер Флита, а закончу, пожалуй, тем, что папку эту отправлю Владимиру Ильичу. Ленин любит таких колдунов в профессорских мантиях, понимает их. Это и будет полное удовлетворение нынешних надежд профессора на Советскую власть.

— На том вы и сошлись?

Доброхотов испытующе посмотрел в лицо Сергея Петровича:

— Нет, сказать по правде, у нас и разговора-то путевого не получилось с ним, если по-ученому разобраться... Фан дер Флит мне об электростанции толкует, а я ему: лучше, профессор, помогите нам проблему с топливом решить. Уголь кузнечный нужен, срывается ремонт сельхозинвентаря, на носу посевная, такая же картина и по водному транспорту. Неужели, говорю, ничего нельзя изобрести по части заменителей угля?

— Что же он ответил?

— Не обиделся. Сидит и словно по книжке читает: «Под влиянием различных геологических факторов, главным образом температуры и давления, происходит метаморфизм углей...»

Доброхотов в самом деле прочел одну из страничек в оставленной профессором папке, по-мальчишечьи подражая голосу старого ученого.

Но на этом пришлось ему закончить беседу о профессоре. В кабинет вошли два человека. Один — в шинели, с энергичным лицом, подвижными черными глазами. Другой — в дубленом полушубке, коренастый, с усами бандуриста.

Первый вплотную подошел к Доброхотову:

— Прибыли три вагона топлива и одновременно получены три совершенно разных наряда на эти вагоны. Я председатель Губчрезвоентопкома Ангельчик. Кому я собственно подчинен: Губчрезвоентопкому, Реввоенсовету армии или вам?

— Но уголь-то есть? — спросил Доброхотов.

— Есть! — совсем тихо, как о чем-то секретном, отозвался Ангельчик. — Один вагон. Остальное — дрова.

— Уголь немедля передайте на завод Гуревича, дрова — в госпитали и больницы. Больше распоряжений не будет.

— Уже поступили, — с печалью в голосе изрек чрезвоенком. — Уголь приказано сдать в гарнизонную кузницу, дрова отпускать по ордерам.

— Кто приказал?

— Специальное распоряжение уполномоченного Реввоенсовета армии товарища Деревицкого.

Доброхотов рывком пододвинулся к телефону. Выждав, когда его соединят с Реввоенсоветом, твердо заговорил:

— Товарищ Деревицкий? Говорит Доброхотов. Исполком и упартком не согласны с вашим вмешательством в распределение топлива. Да, да, совершенно не согласны. Уголь нужен заводу для ремонта сельхозинвентаря, иначе сорвем посевную. Дрова — больницам и госпиталям... Исключения? В данной ситуации они не уместны. Если хотите — да, наши точки зрения противоположны! Перенесем спор на совместное совещание упарткома, Реввоенсовета и исполкома. Договорились? Очень хорошо!