– И что это?

– Книга Отчаяния.

Ледовик рассмеялся.

– Это все гаргульины сказки. Мой брат, султан Харубей, – да сожрут драковирмы его могильную плиту! – много лет пытался найти ее. А все, что нашел, – огрызок обгоревшей обложки. Помните, что случилось с замком Четырех Лун?

– Кажется, он взорвался? – спросила девушка.

– Это произошло потому, что мой брат пытался прочитать надпись, оставшуюся на краешке переплета. Он сам лишь чудом остался в живых… Нет, Уильям! Книги Отчаяния больше не существует.

– Ты ошибаешься, – терпеливо сказал Шекспир. – Хозяин Кельи, тысячелетний харблинг, владеет последней копией этого манускрипта. Я много раз пытался купить ее, или украсть, – приходил к нему сам, посылал других, – но все бесполезно. Рукопись нужна мне, а времени осталось все меньше. Принесите Книгу Отчаяния, или вас сожрет Заклятие смерти…

– Но как мы попадем туда? – спросил Ледовик.

Его слова не успели стихнуть, как мангровое болото исчезло. Я покачнулся, и понял, что стою на деревянном полу, – в тайной кладовой, в лавке древнего Харблинга.

– Ты у нас эльф, тебе и вперед, – заявил Ледовый. – Лучше вас, ушастых, в деле воровства на найти.

– Еще мы хорошо хобгоблинов убиваем, – огрызнулся я. – Чары к тебе вернулись?

Волшебник поднял руку, и легкий буран завертелся меж его пальцами.

– За меня не волнуйся, эльф.

– Я волнуюсь за себя, пломбир.

В первый момент, мне показалось, что комната выстроена в форме купола; но потом я посмотрел на высокие шкафы, из резного гномьего олеандра, – они уносились вверх, в бесконечность, и все были заставлены книгами; высоко над нами пространство скручивалось, ввинчиваясь в тугую спираль, – создавая иллюзию сводов.

– Как мы отыщем здесь книгу, эльф? – спросил Ледовик.

Он не двигался, но золотые искры погасли в его глазах, сменившись иссиня-черными. Интересно, как ему удалось увидеть Двери Анубиса? Даже Шекспир этому удивился, хотя и не подал вида.

– Заклинание поиска, – сказал я, быстро набросав в воздухе Архируну. – Отыщет любую книгу, где бы ее ни спрятали.

Маг схватил меня за руку.

Волшебные письмена дрогнули и исчезли.

– Теперь придется все начинать с начала, – с укором заметил я.

– Не нужна нам магия, – отрезал Ледовый. – Только беду накликаешь. Вот смотри…

И он сделал то, чего ни в коем случае нельзя делать, если пробрался в дом к могучему чародею.

Шагнул.

Доска под его ногой чуть слышно запела. Это были соловьиные полы, – уйгусу гусу, – где простейший механизм, скрипящие железные скобы, вызывал к жизни магию сопредельных сфер.

Высокий человек появился перед нами.

Был он наг, и весь покрыт татуировками, – так, что казался одетым. В правой руке сжимал короткое копье, с насаженной головой гнома. Вместо левой, росло длинное, склизское щупальце.

– Клянусь головой Коборра, ты умрешь, – проскрежетал воин.

Я не знал, к кому из нас он обращается; может быть, ко всем сразу.

Череп незнакомца был гладко выбрит; но ни одна татуировка не виднелась на бледной коже, и солнечные лучи не коснулись ее широкой кистью загара.

Я понял, что волосы срезаны только совсем недавно; вдруг тонкая кровавая линия пробежала по голове человека, перечеркнув ее надвое, – словно сомарнийский палач провел шипастым ножом, намечая место для пилы.

В тот же миг, появилась вторая рана, – точно поперек первой, образуя крест на выбритом черепе. Кожа стала медленно подниматься, потом все быстрее, и начала сходить с тела, с влажным, протяжным скрежетом.

Человек кричал.

Боль была такой сильной, что он давно бы умер, но алые всполохи окружили его, мешаясь с каплями крови, – и сохраняли в нем жизнь для новых мучений.

– Что это? – чуть слышно спросил хобгоблин.

– Прошлое, – сказал я.

Полосы татуированной кожи скользили вниз, открывая влажное мясо. Когда они дошли до груди, и человек стал похож на бутон, готовый открыться, – плоть стала отделяться от костей.

Она отходила тонкими лепестками, – сначала обнажив череп, оставив на нем лишь капельки алой крови, затем невидимая рука растерзала шею, и нервы, вырванные из живого мяса, начали извиваться в воздухе, слагаясь в руны Энергии.

Ребра распахнулись, и воина вывернуло наизнанку; он вскрикнул, – хотя ему нечем было кричать, – и мощная, невидимая волна швырнула человеческие ошметки о стену Кельи.

Они прошли насквозь, словно погрузились в поток холодной воды, и медленно вросли в деревянные плиты. Подняв глаза, я вновь увидел лик воина, – скорченная фигура, вырезанная из гномньего олеандра, темнела под иллюзорными сводами, и чем-то напомнила мне дерево, которое мы видели на болоте.