Волшебник был совсем молод; ему исполнилось, самое большее, лет двести или четыреста, – и руна Юности все еще витала над ним.

Снять ее можно будет только после того, как аколит пройдет последнее испытание, – а тот, чья тень стояла сейчас рядом с нами, уже никогда не получит свой гримуар выпускника.

– Fortes fortuna adjuvat, – провозгласил он.

Я никогда не любил это заклинание; смелость – качество, которое эльф, скорее, будет считать пороком. А полагаться на судьбу может лишь тот, кому нравится отбивать бока.

Юный волшебник снял с плеча кожаную суму, и коснулся ремня, стягивавшего ее. Магическая печать распалась, и мы услышали крик грудного младенца.

– Не плачь, – говорил колдун, доставая его из торбы. – Ты послужишь великой цели; имя твое впишут на страницы Книги Отчаяния…

Быстрым, ловким движением маг отрубил голову ребенку.

Стало ясно, что он долго тренировался; здесь, в мантапане, у него была лишь одна попытка, – и сотни, может быть даже, тысячи детей отдали свои жизни ради того, чтобы отточить один-единственный верный удар ножом.

Что здесь скажешь?

Многие тратят свою судьбу ради целей, куда как менее важных.

Алая кровь брызнула из разрубленной шеи.

Юный чародей приложился к ней, и стал пить, – жадно, захлебываясь. Его умелый язык подхватывал малейшие капли, – так, что ни одна унция драгоценной крови ребенка не пропала напрасно.

Когда волшебник насытился, он поднял глаза, и Книга Отчаяния вспыхнула ослепительным светом, приветствуя нового повелителя.

– Vincere aut mori, – прошептал он.

Стремительно, без замаха, юный чародей швырнул отрубленную голову через мантапан. Там, где мифриловых плит коснулось дыхание младенческой смерти, – заговоренный металл начинал темнеть, трескался, и черный папоротник поднимался из гнилых разломов в полу.

То были охранные руны, – они пробудились, приветствуя гибель невинного ребенка, чтобы сразу уже умереть, – ибо нет ничего прекраснее для магии зла, чем смерть того, кто еще не успел согрешить.

Ибо ждет его самое страшное наказание в мире.

Он не войдет в Колесо Сансары.

Когда отрубленная голова коснулась Книги Отчаяния, страницы взметнулись и начали стремительно перелистываться.

Юный маг сошел с постамента.

– Поторопился, – прошептал Ледовой.

Чародей шагал по треснувшим мифриловым плитам, и сухие побеги папоротника рассыпались при его приближении.

Страницы Книги начали мелькать все быстрее.

Отрубленная голова парила над ней и скалилась в кровавой гримасе.

– In Hoc Signo Vinces, – прошептал юный чародей.

И когда до алебастрового пюпитра осталась лишь пара ярдов, – время остановилось. Мастер Теней сжал восковые пальцы, – замедляя секунды, чтобы увидеть действие рун.

Тонкое поющее лезвие вылетело из пола, разрубая волшебника пополам, – от паха до макушки. Юный маг успел сделать шаг, прежде чем понял, что разваливается на части.

Глаза его закрылись, и кровь хлынула из-под дрожащих ресниц.

Он шептал заклинания, одно за другим, – и тонкая вязь магической паутины стремительно зашивала его огромные раны, а янтарные струны стягивали два разрубленных куска плоти.

– Ad finitum! – воскликнул волшебник.

Тело юного мага вновь соединилось; лишь рваный рубец говорил о том, что пришлось испытать волшебнику.

Почти сразу же затянулся и шрам.

– Ты моя, – прошептал колдун.

Он шагнул вперед, и протянул руку к Книге Отчаяния.

Восемь кружащихся лезвий вылетели из пола, и рассекли юношу на сотни кусков, сочащихся свежей кровью.

Крик его слился с торжествующим хохотом отрубленной головы.

Выйдя в сад, я почувствовал аромат душистого табака.

Еще раньше я заметил, что в доме леди Артанис никто не курит, – она оказалась большой противницей табакокурения, хотя не была против добавить в кофе немного коньяка под вечер, говоря, что это тонизирует и вообще здорово, но не для всех.

Для юных девушек кофе не полезен, так как портит цвет лица.

Для юной девушки, повторяла леди Артанис, очень полезен протеиновый коктейль, – и я понял, кому обязан этим незабываемым зрелищем, когда Френки усердно кидает в миксер всякую дрянь, да еще пытается меня напоить.