Гегель Фридрих Георг Вильгельм
Шрифт:
Говоря точнее, эта всеобщность есть также и всеобщая природа или род («человек», «животное»), являясь предвосхищением той всеобщности, которая есть результат рефлективного суждения, подобно тому как положительное суждение, имея субъектом единичное, предвосхищало то определение, которое есть результат суждения наличного бытия.
Субъект, содержащий в себе единичные, их отношение к особенности и их всеобщую природу, постольку уже положен как тотальность определений понятия. Но это рассмотрение, собственно говоря, носит внешний характер. То, что в субъекте ближайшим образом уже приведено через его форму во взаимное соотношение, есть расширение «этости» в особенность; но это обобщение не адекватно обобщаемому; «это» есть нечто вполне определенное, а «некоторое это» (или «некоторые эти») неопределенно. Расширение должно касаться самого «этого», должно, стало быть, соответствовать ему, быть вполне определенным; таковым расширением служит тотальность или ближайшим образом всеобщность вообще.
В основании этой всеобщности лежит «это», ибо единичное есть здесь рефлектированное в себя; его дальнейшие определения протекают поэтому в нем внешним образом, и подобно тому как особенность в силу этого определила себя как «некоторые», так и та всеобщность, которой достиг субъект, есть всякость (Allheit) (38), и партикулярное суждение перешло в универсальное.
с) Универсальное суждение Всеобщность в том виде, в каком она присуща субъекту универсального суждения, есть внешняя всеобщность рефлексии, всякость; «все» суть все единичные; единичное остается в этом «все» неизменным. Поэтому указанная всеобщность есть лишь суммирование существующих особо единичных; она есть некоторая общность (Gemeinschaftlichkeit), присущая им лишь в процессе сравнения. — Об этой общности начинает обыкновенно прежде всего думать субъективное представление, когда; идет речь о всеобщности. Как на ближайшее основание, почему то или иное определение должно быть рассматриваемо как всеобщее, указывают на то, что оно принадлежит многим. — В математическом анализе преимущественно предносится уму равным образом это понятие всеобщности, когда, например, разложение функций в ряд на некотором многочлене считается более всеобщим, чем разложение этой же функции на некотором двучлене, так как, дескать, многочлен представляет больше единичностей, чем двучлен (зэ). Требование, чтобы функция была изображена в своей всеобщности, было бы удовлетворено, собственно говоря, только всечленом, исчерпанной бесконечностью; но здесь сама собой обнаруживается граница этого требования, и изображение бесконечного множества должно удовлетвориться долженствованием этой бесконечности и поэтому также и многочленом. На самом же деле двучлен есть уже все- член в тех случаях, когда метод или правило касается лишь зависимости одного члена от другого и зависимость многих членов от их предшествующих не партикуляризируется, а имеет своей основой одну и ту же функцию. Метод или правило следует рассматривать как истинно всеобщее; в дальнейшем продолжении разложения в ряд или в разложении в ряд многочлена это правило лишь повторяется; путем увеличения количества членов оно, следовательно, нисколько не выиграет в отношении всеобщности. Уже раньше мы говорили о дурной бесконечности и ее обманах; всеобщность понятия есть достигнутая потусторонность; указанная же бесконечность остается обремененной потусторонним как чем-то недостижимым, поскольку она остается только бесконечным прогрессом. Если, говоря о всеобщности, уму предносится лишь всякость, т. е.
такая всеобщность, которая должна быть исчерпана в единич
{87}
ных как единичных, то это есть впадение вновь в указанную дурную бесконечность, или же здесь за всякость принимается то, что есть лишь множество. Однако множество, как бы оно ни было велико, безоговорочно остается лишь партикулярностью и не есть всякость. — Но уму смутно предносится при этом в-себе-и-для-себя-сущая всеобщность понятия. Понятие есть то, что насильственно гонит дальше, заставляя итти за пределы пребывающей единичности (за которую держится представление) и за пределы внешней рефлексии представления и подставляя всякость как тотальность или, вернее, категорическое в-себе-и-для-себя-бытие.
Это и в другом отношении сказывается на всякости, которая вообще представляет собой эмпирическую всеобщность.
Поскольку единичное предполагается как некоторое непосредственное и поэтому преднаходится и берется извне, постольку рефлексия, объединяющая его во всякость, ему столь же внешня.
Но так как единичное, как «это», безоговорочно безразлично к этой рефлексии, то всеобщность и такого рода единичное не могут объединиться в одно единство. Эмпирическая всякость остается поэтому некоторой задачей, некоторым долженствованием, которое, таким образом, не может быть изображено как бытие. Эмпирически-всеобщее предложение (ибо такого рода предложения все же выставляются) покоится на молчаливом соглашении, что если только нельзя указать ни одного примера чего-нибудь противоположного, то множество случаев должно считаться всякостью; или, иначе говоря, что субъективную всякость, а именно всякость ставших известными случаев, можно принять за объективную всякость.
При более близком рассмотрении занимающего нас здесь универсального суждения мы убеждаемся, что субъект, который, как было замечено выше, содержит в-себе-и-для-себя- сущую всеобщность как пред-положенную, теперь имеет ее в себе также и как положенную. «Все люди» означает, во- первых, род «человек», во-вторых, этот же род в его распадении на единичности, но так, что единичные вместе с тем расширены до всеобщности рода; обратно, всеобщность через эту связанность с единичностью определена столь же полно, как и единичность; тем самым положенная всеобщность стала равной той, которая пред-положена.
Но, собственно говоря, следует прежде всего обратить внимание не на пред-положенное, а рассмотреть сам по себе тот результат, который получился касательно определения формы. — Единичность, расширившись до всякости, положена как такая отрицательность, которая есть тождественное соотношение с собой. Тем самым она не осталась той первой единичностью, какова, например, единичность некоего Кайя, но есть определение, тождественное с всеобщностью, или абсолютная определенность всеобщего. — Та первая единичность сингулярного суждения не была непосредственной единичностью положительного суждения, а возникла через диалектическое движение суждения наличного бытия вообще; она была уже определена к тому, чтобы быть отрицательным тождеством определений того суждения. Это и есть истинное пред-положение в суждении рефлексии; по отношению к совершающемуся в последнем полаганию та первая определенность единичности была ее «в-себе» [-бытием]; стало быть, то, что единичность есть в себе, теперь положено движением рефлективного суждения, а именно, единичность положена как тождественное соотношение определенного с собой самим. Благодаря этому та рефлексия, которая расширяет единичность до всякости, уже не есть внешняя этой единичности рефлексия, и эта единичность лишь становится для себя тем, чем она уже была в себе. — Таким образом, истинным результатом оказывается объективная всеобщность. Постольку субъект совлек с себя присущее рефлективному суждению определение формы, переходившее от «этого» через «некоторое» к «всякости»; вместо «все люди» теперь надо сказать: «человек» {der Mensch).
Всеобщность, возникшая благодаря этому, есть род, — такая всеобщность, которая в самой себе есть конкретное. Род не принадлежит субъекту или, иначе говоря, он не есть единичное свойство и вообще не есть некоторое свойство субъекта; всякую единичную определенность род содержит растворенной в его субстанциальной сплошности (Gediegenheit). — Будучи положен как это отрицательное тождество с самим собой, род есть по существу субъект; но он уже не подчинен (ist nicht subsumiert) своему предикату. Тем самым теперь изменяется вообще природа рефлективного суждения.
Последнее было по существу суждением подчинения или
{89}
подведения под более общее (Urteil der Substitution). Предикат был определен по отношению к своему субъекту как в-себе сущее всеобщее; по своему содержанию предикат мог рассматриваться как существенное определение отношения или также как признак, — определение, по которому субъект есть лишь некоторое существенное явление. Но определенный как объективная всеобщность субъект уже перестает быть подчиненным такому определению отношения или охватывающей рефлексии; такой предикат есть по отношению к этой всеобщности скорее некоторое особенное. Тем самым отношение субъекта и предиката здесь стало обратным, и суждение постольку ближайшим образом сняло себя.