Рассматривая ближе положительную сторону этого результата, образующего переход суждения в некоторую другую форму, мы находим, что субъект и предикат выступают в аподиктическом суждении, как мы видели, каждый в отдельнности как целое понятие. — Единство понятия, как определенность, составляющая соотносящую их связку, вместе с тем отлично от них… Ближайшим образом эта определенность стоит лишь на другой стороне субъекта, как его непосредственный характер.

Но так как она есть по существу соотносящее, то она есть не только такой непосредственный характер, но и проходящее сквозь субъект и предикат и всеобщее. — В то время как субъект и предикат имеют одно и то же содержание, через эту определенность, напротив, положено соотношение по форме, определенность в виде некоторого всеобщего или особенность. — Таким образом она содержит в себе оба формальных определения крайних терминов и есть определенное соотношение субъекта и предиката; она есть наполненная или содержательная связка суждения, единство понятия, вновь выступившее из суждения, в крайних терминах которого оно было утрачено. — Через это наполнение связки суждение стало умозаключением (46).

Умозаключение оказалось восстановлением понятия в суждении и, стало быть, единством и истиной их обоих. Понятие как таковое держит свои моменты снятыми в единстве; в суждении это единство есть нечто внутреннее или, что то же самое, нечто внешнее, и моменты, хотя и соотнесены, но положены как самостоятельные крайние термины. В умозаключении

{106}

определения понятия так же самостоятельны, как и крайние термины суждения, а вместе с тем положено и их определенное единство.

Умозаключение есть, таким образом, полностью положенное понятие; оно поэтому есть разумное (das Verntinftige). — Рассудок признается способностью определенного понятия, которое фиксируется особо абстракцией и формой всеобщности. В разуме же определенные понятия положены в их тотальности и единстве. Поэтому не только умозаключение есть разумное, но все разумное есть некоторое умозаключение. Деятельность умозаключения издавна приписывается разуму; но, с другой стороны, о разуме самом по себе и о разумных основоположениях и законах говорится так, что не видно, как связаны между собой тот вышеупомянутый разум, который умозаключает, и этот последний разум, служащий источником законов и прочих вечных истин и абсолютных мыслей. Если признавать, что перзый есть лишь формальный разум, а второй порождает содержание, то именно согласно этому различению второму разуму не может недоставать как раз формы разума, умозаключения. Тем не менее их обыкновенно держат столь изолированно друг от друга и, говоря об одном разуме, до такой степени не упоминают о другом, что кажется, что разум абсолютных мыслей как бы стыдится разума умозаключения и что если умозаключение и приводится тоже как деятельность разума, то это делается почти что только по традиции. Но очевидно, как мы только что заметили, что если рассматривать логический разум как формальный, то должно быть по существу возможно распознать его и в разуме, имеющем дело с некоторым содержанием; даже больше того: всякое содержание может быть разумным лишь через разумную форму. Обратиться здесь за разъяснением к весьма обыденной болтовне о разуме нельзя потому, что она воздерживается от указания, что же следует понимать под разумом; это претендующее на разумность познание (47) большей частью так занято своими предметами, что забывает познать самый разум и различает и обозначает его лишь посредством тех предметов, которыми, как оно уверяет, разум обладает. Если разум есть, как утверждают, познание, знающее о боге, свободе, справедливости, долге, о бесконечном, безусловном, сверхчувственном, или хотя бы по

{107}

знание, сообщающее обо всем этом представления и чувства, то следует сказать, что отчасти эти его предметы суть лишь отрицательные предметы, отчасти же вообще остается нерешенным первый вопрос, т. е. вопрос о том, что во всех этих предметах имеется такого, в силу чего они разумны? — А в них имеется то, что бесконечное есть в них не пустая абстракция от конечного, не бессодержательная и неопределенная всеобщность, а наполненная всеобщность, понятие, которое определено и содержит в себе свою определенность таким истинным образом, что оно различает себя внутри себя и выступает как единство этих своих рассудочных и определенных различий. Лишь таким путем разум поднимается над конечным, условным, чувственным или как бы его ни определяли иначе, и в этой отрицательности он по существу содержателен, ибо он есть единство как единство определенных крайних терминов; но понимаемое таким образом, разумное есть лишь умозаключение.

Вйачале умозаключение, как и суждение, непосредственно; поэтому его определения (termini) суть простые, абстрактные определенности; оно, таким образом, есть умозаключение рассудка. Если не итти дальше этого его вида, то разумность в нем (хотя она наличествует здесь и положена), конечно, еще мало заметна. Существенным в нем служит единство крайних терминов, связующий их средний термин и поддерживающее их основание. Абстракция, поскольку она фиксирует самостоятельность крайних терминов, противополагает им это единство как некоторую столь же неподвижную, особо сущую определенность и таким образом понимает указанное единство скорее как не-единство, чем как единство. Выражение: «средний термин» (medius terminus) заимствовано из области пространственных представлений и со своей стороны способствует тому, чтобы не итти дальше внеположности определений. Но если умозаключение состоит в том, что в нем единство крайних терминов положено, а между тем это единство безоговорочно понимается, с одной стороны, как некоторое особенное, существующее само по себе, а с другой стороны, как лишь внешнее соотношение, так что существенным отношением умозаключения делается не-единство, — то разум, каковым является это умозаключение, еще не дает нам разумности.

{108}

Во-первых, умозаключение наличного бытия, в котором определения определены столь непосредственно и абстрактно, обнаруживает в самом себе (так как оно, подобно суждению, есть их соотношение), что они суть не такие абстрактные определения, а каждое из них содержит в себе соотношение с другим, и что средний термин не только содержит в себе особенность в противоположность определениям крайних терминов, но и содержит эти последние положенными в нем самом.

Через эту свою диалектику оно делает себя умозаключением рефлексии, вторым умозаключением — с такими определениями, в каждом из которых по существу светится другое определение, или, иначе говоря, которые положены как опосредствованные, какими они и должны вообще быть согласно природе умозаключения.

В-третьих, так как это свечение или эта опосредствованность рефлектируется в себя само, то умозаключение определено как умозаключение необходимости, в котором опосредствующим служит объективная природа вещи. Так как это умозаключение определяет крайние термины понятия вместе с тем и как тотальности, то умозаключение достигло соответствия между своим понятием (или средним термином) и своим наличным бытием (или крайними различиями), достигло своей истины и тем самым перешло из субъективности в объективность.

1. Умозаключение, каково оно непосредственно, имеет своими моментами определения понятия как непосредственные.

Они суть, стало быть, абстрактные определенности формы, которые еще не развились через опосредствование до конкретности, но суть лишь единичные определенности. Первое умозаключение поэтому есть, собственно говоря, формальное умозаключение. Формализм процесса умозаключения состоит в том, что не идут дальше определений этого первого умозаключения., Понятие, расщепленное на свои абстрактные моменты, имеет своими крайними терминами единичность и всеобщность, а само оно выступает как стоящая между ними особенность.