— Это будет ваша комната, пока вы здесь, — сказала хозяйка, сопровождая слова взмахом руки, — то есть, если Дэмьен решит вас оставить.

Сара огляделась. Замечательная комната! Стены мягкого желтого цвета, потолок и занавеси — ярко-белые. На полу — обюссоновский ковер. Мебель резного красного дерева — письменный стол, комод, изящный дамский туалетный столик с наклонным зеркалом. Кровать — истинный шедевр: прекрасные резные стенки в головах и в изножье, а сверху — полубалдахин на бледно-желтой подкладке. Похожую старинную кровать Сара видела в музее в Саванне; ее изготовили по рисунку известного ново-орлеанского мебельщика Прудента Мэлларда.

Пока Сара с упоением созерцала комнату, женщина быстро подошла к кедровому сундуку у окна.

— Здесь должно найтись что-нибудь подходящее, — бормотала она, открывая его. — Ну вот, это синее шерстяное платье выглядит вполне прилично.

Сара смотрела, как женщина кладет на кровать длинное темное платье. За ним последовали другие странные предметы туалета — корсет, сорочка и панталоны, несколько длинных нижних юбок и шелковые серые чулки. Захлопнув крышку, женщина повернулась к Саре и подала ей пару туфель весьма забавного вида: черные, на низких каблуках, ряд пуговиц доходит до лодыжки. В музеях Сара видела такие туфли.

— Ну что же, я оставлю вас, одевайтесь, — сказала женщина. — И прошу, сделайте что-нибудь с этими волосами. Когда они вот так распущены по плечам, в этом есть нечто весьма рискованное. И еще цветы! У вас такой вид, мисс, будто вы кувыркались в поле.

Сара машинально подняла руку к волосам, глядя, как женщина направляется к двери.

— Н-но… как вас зовут? — спросила она, запинаясь.

Женщина обернулась и посмотрела на нее с негодованием.

— Как меня зовут? Олимпия Фонтэн, конечно. Ведь м-р Рильо сказал вам? А если вы не знаете нашей фамилии, как вы сюда попали, дитя?

Действительно, как? Подумала Сара, уставясь остолбенело на женщину.

Олимпия все также негодующе покачала головой.

— Мисс Дженнингс, я опять прошу вас поспешить. Будем надеяться, что вы окажетесь посообразительней, когда возьмете в руки свои кисти.

И вскинув голову, странная маленькая женщина вылетела из комнаты.

Сара прошла по комнате, по-прежнему пребывая в оцепенении, и, приблизившись к окну, посмотрела сквозь кружевные гардины. Окно выходило на верхнюю галерею, окружающую дом; галерея выглядела гораздо новее, ее недавно побелили. На западе, именно там, где полагается, текла широкая Миссисипи.

Но перед домом вместо леса простиралось поле, вспаханное под пар и поросшее сорняками. Сара бросилась к окну, но остановилась, не дойдя до него, — она почувствовала сверхъестественную дрожь воздуха, насыщенного как бы электричеством. Инстинктивно она отпрянула от наэлектризованной территории у окна, ощутив, что у наружной стены дома ее ждет какая-то опасность.

Придя в еще большее замешательство, она села на кровать и утонула в ней — матрас, очевидно, набит пухом. Сара потрогала пальцем странную кружевную принадлежность туалета, лежащую рядом. Она прочла достаточно исторических романов и знала, что такие вещи носили во второй половине XIX века. И при этом по их виду никак нельзя сказать, что им почти сто лет. Что же с ней происходит? Это реальная жизнь? Или она попала к сумасшедшим?

Или это она сошла с ума, или спит, или вернулась почти на сто лет назад?..

Чтобы встретить Дэмьена. Ясность ответа ошеломила Сару. Ее сейчас представят тому самому призраку, который столько раз являлся ей. И она поняла, что должна встретиться с ним, что бы это ни было — безумие, сон или явь.

Она быстро разделась и сунула свою одежду в сундук. Потом подошла к кровати, с сомнением разглядывая старомодный туалет. Решив, что корсет напоминает некое орудие пыток, она положила его обратно в сундук и надела сорочку и панталоны. Белье из накрахмаленного льняного полотна неприятно терло кожу. Затем настал черед чулкам и нижним юбкам, затем туфлям, которые были маловаты, ей и жали пальцы. Потом она облачилась в широкое синее шерстяное платье и застегнула бесчисленные пуговки на лифе. Хотя в комнате было прохладно, шерстяная ткань казалась тяжелой и шершавой. Лиф был тесен, юбка коротковата — она едва доходила до верха ее забавных туфелек.

Неловкой походкой Сара подошла к туалету и села, созерцая свой преображенный облик. Облегающий покрой платья подчеркивал грудь и тонкую талию. Она и впрямь выглядела так, будто попала в другой век, если не считать волос, которые, как заметила странная маленькая женщина, совершенно не соответствовали одежде: локоны, распущенные по плечам, да еще украшенные полевыми цветами. Сара вытащила из волос цветы, вызвавшие возражения Олимпии, и положила их в бледно-розовое блестящее блюдце на туалетном столике. Затем взяла расческу в серебряной оправе и причесалась.

В фарфоровом кувшинчике она обнаружила шпильки и подколола ими свои тяжелые локоны. Все у нее получалось неловко, поскольку она очень редко укладывала волосы в прическу. Занимаясь этим, она вспомнила последнюю фразу Олимпии Фонтэн: «Будем надеяться, что вы окажетесь посообразительней, когда возьмете в руки свои кисти».

Значит ли это, что она приехала сюда, чтобы что-то написать? От этой мысли холодок пробежал у нее по спине. Потом она вспомнила предыдущее замечание Олимпии Фонтэн о том, что ее пригласили как художницу, присланную из новоорлеанского музея.