Мой друг подрезал направо и налево, не утруждаясь даже включением поворотников. Под таким градусом наихудший исход представлялся ему мультяшным взрывом и мигающей надписью GAME OVER. И все-таки нам повезло: до Трегантер-роуд добрались не в нарезке, а, как это ни удивительно, куском. Я узнал дом Клэр, но ее «Мини» видно не было. Тони подъехал к дому по полукруглой дорожке. Я вышел и позвонил в дверь. Дверь открылась на полную длину медной цепочки, и в щель выглянула одетая в униформу рабыня-филиппинка. Я сказал, что я к Клэр.

— Ее нет, — с механической улыбкой отвечала рабыня.

— А когда она вернется, не скажете?

— Не знаю. Никого нет.

Я сел обратно в машину и велел Тони ехать к Алану. По дороге с его мобильника позвонил в клинику. Кейт до сих пор не пришла. Я начал понемногу сходить с ума. Пришлось основательно глотнуть виски, чтобы отогнать лезущие в голову жуткие картины. Напротив Аланова дома машины не было, но я все-таки постучал в дверь и покричал в прорезь для писем. Откуда-то из-за спины возник седой джентльмен в кардигане. Подозрительно ощетинился:

— Вам что?

— Да нет, ничего.

Дедок-хлопотун удалился, поглядывая на меня через плечо. Тони в мотоциклетной куртке мешком привалился к побитому «Порше» и хлестал из горла виски. Я вдруг сообразил, что мой костюмчик в облипочку, потрескавшиеся кроссовки и розовый ошейник тоже не вызывают особого доверия. Я подождал, пока дед завернет за угол, разорвал больничный пакетик с личными вещами, достал украденный из офиса ключ и попробовал открыть дверь. Алан не успел еще сменить замок со времени моего последнего визита, и дверь распахнулась настежь. Тони спотыкающейся рысью подбежал ко мне и повис у меня на руке:

— Ты что, спятил?! Он же там! Я же говорю тебе, у него грипп! Это же взлом!

— Спокойно, друг. Никого там нет, — сказал я, высвобождая руку. — Я пошел, а ты иди в машине подожди.

— Совсем обалдел!

Я вошел внутрь, а Тони поковылял к машине.

Я закрыл дверь. С точки зрения рядового обывателя, в доме был бардак. По Алановым стандартам — это была Хиросима. Журнальный столик был завален грязными тарелками и фольговыми мисочками из-под готовой еды. На полу валялись тряпки. Я покричал, но никто не отозвался. Из предосторожности я все же снял с каминной решетки витую кочергу и пошел по лестнице наверх.

Дом казался брошенным. Ящики письменного стола в кабинете выдвинуты, пол сплошь засеян банковскими отчетами, как будто кто-то раскладывал пасьянс десятью колодами сразу.

В спальне кровать не убрана, и в воздухе стоит какой-то знакомый запах — не могу понять, откуда я его знаю. Я выдвинул ящик из-под кровати, но ни наручников, ни веревок там не оказалось.

Я вспомнил про кокаин в тумбочке: Тони бы сейчас самое оно, чтобы протрезвел малость. Открыл ящик и наткнулся на пачку полароидных снимков.

Сверху была фотография Клэр, стоящей на кровати в одних чулках и маске Зорро, с кожей, выбеленной вспышкой. Потом — она же в ванной, на коленях, руки прикованы к ноге унитаза, лицом уткнулась в холодный фарфор.

Еще и еще Клэр, а потом — Лиз.

Голая, модельный поворот бедер, надувает губки в объектив. На другой фотографии она лежала на спине, привязанная за руки к кровати, с повязкой на глазах. Ее ноги были распялены метровым шестом, пристегнутым у нее между щиколоток. Снято было сверху, видимо, Алан стоял над ней.

Меня вырвало на ковер больничной едой. Я пошел вниз и выпил стопку водки.

— Ты чего? — спросил Тони.

Я сел в машину и показал ему фотку Лиз в колье из Аланового белка. За ее спиной неясно, но вполне узнаваемо вырисовывалась простеганная пуговицами спинка нашей кровати.

— Мать твою налево! Это что же — Лиз, что ли?

— Поехали домой.

Машин было полно: обеденный перерыв. Тони, пьяно виляя в их лавовом потоке, вез меня в Рохамптон. Я был совершенно оглушен предательством жены. Я грыз костяшку на пальце. Господи, ну с кем угодно бы, только не с ним, — я бы и ухом не повел! Еще поганей было от сознания того, как легко ему, наверное, было ее поиметь. Я без конца пересматривал фотографии, пока Тони их у меня не отобрал.

Подъехали к дому. Лизиного «пунто» видно не было. Я вошел, покричал, но никто не отозвался. Из холла позвонил в клинику. Кейт так и не пришла. Я нутром чуял, что случилось что-то очень и очень плохое. Регистраторша записала мой номер и обещала передать Кейт, что я просил позвонить. Почему-то был выдвинут ящик подзеркальника в холле. Стеклянные двери из гостиной в сад были открыты. Снаружи донесся голос Тони:

— Стив! Иди сюда!

Пока я ходил в дом, Тони открыл гараж. В гараже стоял BMW Алана. Мой друг с совершенно белым лицом топтался возле машины.