…Наконец: на плотной бумаге в пол-листа обычной писчей, синим карандашом, печатными буквами, если можно, конечно, назвать так детские каракули, записка. Буквы «С» и «Ч» написаны зеркально, некоторые слова разделены точками — круглыми, полными синими капельками. Вот что в ней написано:

ВЫЗЫВАЮ ВАС НА ДУЕЛЬ ТОЛЬКО СДЕЛАЙТЕ. СЕБЕ. ПОРЯДОЧНУЮ ШПАГУ И НЕ УДИРАЙТЕ КАК. В ПРОШЛЫЙ РАЗ

Гёте заметил как-то:

— Сумрак и ночь, когда все образы стерты и сливаются воедино, пробуждают чувство возвышенного.

Прислушайтесь и убедитесь, что это истинно так. Для пущей возвышенности, впрочем, могу еще присыпать глубокий черный бархат небес кой-где горсточками созвездий, припорошить пыльцой далеких туманностей и галактик. В зените же размещу ночное светило. Однако до поры придется занавесить его облаком — большим, косматым, традиционно напоминающим косматую голову. В свое время лунный свет высветлит путь нам и нашим героям, пока же бледное и сонное сияние тихо и печально струится из подслеповатых глазниц.

Теперь не худо бы разобраться и со звуковой орнаментовкой. Позванивает и посвистывает, как вы помните, ветер, неумолчностью и упорством своим напоминая стрекот здешних голосистых цикад. Сами цикады, впрочем, молчат сегодня. И верблюд, взвыв напоследок несколько страниц назад, сбежал глубоко в черноту, о нем пока ничего не слышно. Шаги наши по сухой земле беззвучны, шаги наших героев — очень тихи. Лишь изредка доносится посапыванье и хлюпанье носа Чино, идущего в трех метрах впереди, но в общем все пока довольно тихо.

После неторопливого подъема на недальний холм начался, как водится, пологий спуск. Едва переступили гребень, жилье их с единственным помаргивающим окошком осталось позади, облако, которое повесил я прямо над головой, сползло чуть на сторону. Высветилась его разинутая беззубая пасть, пролился сквозь нее лунный сноп, черная земля впереди узкой косой полосой засеребрилась. Впереди стал различим на темном черный силуэт следующего холма с черной же растрепанной бахромой саксаулов на холке.

— Д-давно здесь? — спросил наконец Володя, чтобы так долго и так подозрительно не молчать.

— Не, — донеслось спереди.

Чино шел не оборачиваясь. Ветер резко задувал сбоку, и это «не» было им немедленно подхвачено и проглочено, причем ветер невнятно екнул. Тогда Чино нехотя добавил громче:

— Я шофером… в городе… прав лишили… Вот мать и послала… к дядьке… на лето… в деревню…

Так, по лоскутку, информация эта и дошла до Володиного слуха, он ухмыльнулся про себя, невольно скосив на «деревню» взгляд, но промолчал.

Ветер делался все колючей и пыльней. Шли хоть и медленно, но парень, за Володей увязавшийся, что получилось как-то само собой, все одно то и дело отставал. Оказавшись позади, спохватившись, он припускал и забегал вперед, но через секунду, не в силах размерить шаг, снова позади плелся и снова предпринимал неуклюжую попытку с Володей выровняться.

— Скучно здесь, — внезапно сообщил Чино, когда прошли еще метров пятнадцать. И пояснил: — Пустыня здесь.

Володя хотел было ответить назидательное, мол, скука — еще не повод верблюдов колошматить и людям посторонним жизнь отравлять, но сперва заспотыкался, потом, заикнувшись, как ему показалось, в последний раз, открыл рот, набрал воздуха, но в глотке тут же оказалось столько пыли, что наставлять стало невозможно. Володя закашлялся. Чино, однако, словно понял, что тот хотел сказать. Он подтер рукой под носом, словно смутившись, приостановился, проорал в темноту что-то гортанное и совершенно нечленораздельное. Никто не откликнулся. Чино постоял, подождал, прислушался, снова утерся и заметил сам себе:

— Да куда денется!

Он расправил рубаху на плечах, растянул ворот в стороны, почти сбросил его на предплечья, передернулся, дрыгнул всей спиной и дальше пошел, заметно фасоня перед спутниками, руки держа полусогнутыми, виляя бедрами и припадая то на одну, то на другую ногу.

— Б-близко уже? — спросил Володя.

Но Чино то ли не слышал, то ли не стал отвечать. Делался он все спокойней и удовлетворенней по мере продвижения. Зачем Володя с парнем за ним увязались, он, казалось, не интересовался. Ничего не спросил, когда потребовали у него проводить к дядюшке, сперва смотрел как-то неуверенно, потом, будто смекнул, что идут геологи не на него жаловаться, а по своему делу, приободрился, какая-то лукавая усмешечка то и дело бродила по его лицу. А теперь вот шел впереди походкой и вовсе независимой.

Когда перевалили и через второй холм, Володя снова не выдержал:

— Ты ж сказал, что н-недалеко, а?

Он остановился, огляделся по сторонам, чтоб на обратном пути не сбиться, остановился и Чино. Теперь позади слышалось негромкое вкрадчивое топанье. Через мгновение стало видно, что это верблюд на безопасном расстоянии тоже следовал домой, молча и мирно. Похоже было на примирение протрезвевших приятелей после пьяной драки.

— Идет, — заметил верблюда и парень.

— Куда денется, — повторил Чино, но беззлобно. И добавил: — Пришли уже, ты чего…