– Только глупцы болтают об этом.

– Тогда большинство в племени – болваны. Эдх, я живу среди них, в отличие от тебя, потому что я мужчина и не избран богиней. Люди говорят мне то, что не отважились бы сказать тебе. – Хайдхин шел некоторое время молча, подбирая слова. – Нерха берет слишком много из того, что раньше предназначалось небесным богам. Я согласен, мы с тобой в долгу перед ней, а бруктеры – нет, да и асам мы тоже задолжали. Если мы с ними не помиримся, они отберут у нас победу. Я прочел это по звездам, погоде, полету воронов и бросанию костей. И что с того, если я ошибаюсь? В сердцах людей залег страх. Они могут дрогнуть в битве, и враг одолеет их. Ну, отдал я от твоего имени асам человека, не просто раба, а вождя. Позволь этой новости распространиться, и ты увидишь, как надежда вдохнет новые силы в усталых воинов!

Взгляд Эдх вонзился в него, словно лезвие меча.

– Ха, ты думаешь, одной твоей маленькой жертвы достаточно для них? Знай, пока ты был в отъезде, еще один гонец от Берманда разыскал меня. Его люди поубивали всех пленных и уничтожили Кастра-Ветеру. Они пресытили своих богов.

Копье, крепко зажатое в руке Хайдхина, дрогнуло, прежде чем лицо его стало непроницаемым. Наконец он медленно произнес:

– Я не мог предвидеть такого. Но все равно – это хорошо.

– Нет. Берманд в ярости. Он понимает, что это побудит римлян драться до последнего. А теперь ты лишил меня пленника, который мог стать посредником между нами и римлянами.

Хайдхин стиснул зубы.

– Я не мог знать, – пробормотал он. – Да и какая польза от одного человека?

– И похоже, этим же ты лишил меня возможности общаться с тобой, – продолжала Эдх бесцветным голосом. – Я решила, что ты отправишься в Колонию.

Удивленный, он повернул голову и впился в нее глазами. Высокие скулы, прямой нос, полные губы… Она смотрела вперед, не поворачивая головы.

– Колонию?

– Это тоже было в сообщении Берманда. Из Кастра-Ветеры он идет на Колонию Агриппины. Ему кажется, что они должны сдаться. Но если они услышат о резне – а эта весть достигнет их ушей, – зачем им сдаваться? Почему не драться до последнего, в надежде на избавление, когда нечего терять? Берманд хочет, чтобы я наложила заклятие – иссушающее проклятие Нерхи – на тех, кто нарушит условия сдачи.

Обычная проницательность вернулась к Хайдхину, и он успокоился.

– Хм, так… – Он погладил бороду свободной рукой. – Весть эта здорово встряхнет тех, в Колонии. Они должны знать тебя. Убии – это германцы, хоть и называют себя римлянами. Если твою угрозу громко произнести перед соратниками Берманда, неподалеку от стен, где защитники могут видеть и слышать…

– Кто выполнит эту задачу?

– Ты сама?

– Едва ли.

– Да, правильно, – кивнул он. – Лучше тебе держаться в стороне. Мало кто из бруктеров видел тебя. В легендах больше убедительности, чем в человеке из плоти и крови. – Улыбка его походила на волчий оскал. – Человек из плоти и крови, который должен есть и пить, спать, испражняться, который может заболеть, конечно же, выглядит слабовато.

Голос его сник.

– Я действительно слаба, – прошептала она, склонив голову. – Значит, должна оставаться в одиночестве.

– Так будет вернее, – сказал Хайдхин. – Да. Возвращайся на некоторое время в башню. Дай людям понять, что ты размышляешь, творишь заклинания, призываешь богиню. Я понесу в мир твое слово.

– И я так думала, – распрямившись, выпалила она. – Но после того, что ты сделал, могу ли я тебе доверять?

– Можешь. Я клянусь, – голос Хайдхина на миг прервался, – если тебе недостаточно тех лет, что мы прожили рядом. – Тотчас в нем возобладала гордость. – Ты знаешь, лучшего глашатая у тебя нет. Я больше, чем первый среди твоих последователей, я – вождь. Люди слушаются меня.

Повисло долгое молчание. Они проходили мимо загона, где стоял бык, зверь Тива, с мощными рогами, воздетыми к солнцу. Наконец она спросила:

– Ты передашь мои слова без изменений и будешь следить, чтобы не извратился их смысл?

Старательно подбирая слова, Хайдхин ответил:

– Мне больно, что ты не доверяешь мне, Эдх.

Тогда она взглянула на него. Глаза ее затуманились.

– Все эти годы, дорогой старый друг…

Они остановились тут же, на влажной тропе через заросший травой луг.

– Я стал бы больше чем другом тебе, если б ты только позволила, – произнес он.

– Ты же знаешь, я не могу позволить себе переступить черту. И ты всегда уважал мое решение. Да, отправляйся в Колонию и будь моим вестником.

К Хайдхину вернулась суровость.

– Я отправлюсь и туда, и куда тебе будет угодно послать меня, чтобы служить, не жалея своих сил… Если только ты не велишь мне нарушить ту клятву, что я произнес на берегу Эйна.

– Это… – Краска вспыхнула и погасла на ее лице. – Это было так давно.

– По мне, так я произнес ее вчера. Никакого мира с римлянами. Воевать, пока я жив, а после смерти преследовать их по дороге в ад.

– Найэрда могла бы освободить тебя от этой клятвы.

– Я никогда не смогу освободить себя сам. – Словно тяжелым кузнечным молотом Хайдхин добивал ее. – Или прогоняй меня навсегда, или поклянись, что не будешь требовать от меня мириться с Римом.

Она покачала головой.

– Я не могу сделать этого. Если они предложат нам, нашим соплеменникам, всем нашим народам свободу…