— Какая еда яблоки? — пробурчала та, глядя, как хозяин с гостем с аппетитом уминают всё подряд, — Трава она и есть трава — проку никакого.

"Жадничает, наверно", — догадался дивоярец.

Но старуха сама взялась подкладывать им на тарелки снеди — подвигала блюдо с пирогами, подливала пиво, подсовывала кашу. Всё было очень хорошо — видать, старалась тёща за вчерашнее.

Наевшись от души, гость почувствовал себя благодушно. И Финист подобрел, уже не столь сурово глядел на тёщу.

— Ты, Бакида, больше соколов моих не тронь, — назидательно сказал он, — они нужны мне. Воды им наливай в моё отсутствие, еды клади, а то от рук отобьются, дом забудут.

— Дурью маешься, зятёк, — отозвалась та, — Играешься, ровно ребёночек.

— Ты не перечь, — настаивал князь, — Соколы у меня не для забавы. Они мне вести приносят со всего мира, рассказывают мне куда ехать и где чего искать.

— А? — удивилась старуха, — Вон оно что! Для дела, значит? Не подумала. Ладно, прости, зятёк. Буду следить. А ты подарки мне привёз?

Князь поморщился от такой откровенной алчности и велел подать седельную суму, которую вчера скинул с коня вместе с упряжью.

— Вот тебе, Бакида, как ты любишь — камней драгоценных.

С этими словами он достал из сумки мешочек с разноцветными камушками и отдал их тёще. Она уж с нескрываемым интересом полезла в суму взглядом, но Финист решительно отстранил старуху:

— Не тронь, Бакида! Сума заговорена — ненароком нос оторвёт!

Старая скряга с ворчанием удалилась, а Финист подмигнул гостю:

— Не верит — думает, камушки получше я утаил. Шарит по углам — тайник ищет. Только эльфийские кристаллы ей не достать — они у меня в хорошем месте. Да надо бы придумать куда их спрятать понадёжнее — велик запас собрался. Кто знает, беды бы не случилось.

— А что ты сделаешь со своими кристаллами? — спросил дивоярец у князя.

— А что я с ними сделаю? — удивился тот, — Их надо все собрать — до единого осколка. А я разве знаю, где спрятаны остальные.

Он немного помолчал, потом добавил:

— Соколы весть принесли, так что завтра, Румистэль, мне опять в поход.

Не успел Румистэль ответить, как в трапезную вбежала Ленда.

— Господин сердца моего, — вскричала девушка, — никак покидаешь меня?!

— А ты подслушивала, солнышко моё? — нежно улыбнулся князь, лаская взглядом лицо своей прекрасной жены, а рукой обвивая её стройную фигуру.

— Конечно, нет! — с забавной детской непосредственностью она отрицала очевидный факт, — Просто хотела знать, не покинешь ли ты меня вскоре.

— Я должен ехать, Ленда, — просто сказал князь, а в голосе его звучала печаль.

— Должен, должен! — мило гримасничая, передразнила она. — А мне ты ничего не должен? Опять мне плакать в тоске и одиночестве, глядя на дорогу да ожидаючи тебя.

— А ты подружек позови, — серьёзно отвечал князь, гладя её по распущенным золотым волосам.

— Да ну, подружек! — капризно нахмурилась жена, — Будут тут трещать да бегать! Неровен час, чего утащат!

— Это тебя мать твоя так научила? — печально спросил Финист.

— Вот ты снова мать мою ругаешь! — с подступающими к прекрасным глазам слезами воскликнула она, — Не угодит она тебе никак!

— Ничуть, душа моя, — ласково отвечал Финист, — Как я могу сердиться на Бакиду, когда она мне подарила тебя, прелестная моя жена?

— Ах, вот как? — кокетливо потупила та глазки, — Тогда мне покажи, как в самом деле меня любишь.

— Немедленно. Сейчас же! — шутливо отозвался князь и подхватил на руки лёгкую, как пёрышко, жену.

— Да нет! Не так! — она с напускной досадой колотила его кулачком по крепкому плечу. — Ну тише ты, медведь! Перед гостем неудобно!

Румистэль с улыбкой отвернулся, чтобы не мешать влюблённым — он тут лишний. О, ему знакомо это нехитрое девичье кокетство, эта притворная суровость, надутые губки и плутовство во взгляде! Это игра, древняя, как мир, игра — женщина проверяет свои чары, свое извечное девичье колдовство. Дёргает за струны сердца, привораживает душу, порабощает своей власти волю. Проверяет, ищет тот предел, за который ей ступить нельзя — где та черта, за которой мужчина твёрд, как холодный камень. Нет большей радости для любящей жены как вынудить мужчину отложить подальше долг, забыть обязанность — всё то, что отвлекает его от дома и гонит прочь.