Действительно, атаки больше не повторялись. Но не прошло и трех минут, как впереди закачались длинные лучи прожекторов. Они наклонялись из стороны в сторону, скрещивались в одной точке, опускались к горизонту и, снова расходясь, шарили по небу.

— Впереди береговая черта, — доложил Казаринов. — До цели десять минут.

Его голос звучал спокойно и уверенно. И на душе у Александра полегчало: он винил себя за то, что не отговорил от полета больного человека, у которого к тому же ранен сын. Как себя чувствует майор, о чем думает? Раньше Казаринов считался хладнокровным, бесстрашным штурманом. Но это было до ранения. А нередки случаи, когда летчик или штурман, перенесший аварию, становится совсем другим — теряется в сложной обстановке, всего боится.

Однако, чем дальше летел самолет, тем больше Александр убеждался в необоснованности своей тревоги. Казаринов вел себя так, будто они выполняли обычное учебное задание.

— Командир, доверни пять вправо, — попросил майор, делая ударение на первом слове, чтобы Александр чувствовал себя хозяином и командовал им как рядовым штурманом.

— Доворачиваю. Следите за воздухом. — Александр накренил машину. Слева, совсем рядом, проползла серебристая полоса прожектора.

— Порядок. Открываю бомболюки… Сбросил. Разворот вправо.

Александр толкнул сектора газа вперед. Моторы взревели. Самолет, круто забирая вправо, устремился от берега. В бледно-желтом трепещущем свете сразу появились земля и море. Светящая бомба повисла чуть в стороне от косы Чушка. Ветром ее относило как раз к центру косы.

Сотни лучей взметнулись ввысь. Но было поздно: бомбардировщик удалялся в сторону моря.

Александр, пилотируя по приборам, наблюдал за обстановкой. В воздухе вспыхивали разрывы снарядов. Зенитки вели ураганный огонь. Лучи прожекторов метались по небу. А внизу летчик заметил приткнувшиеся к берегу баржи, длинную колонну машин и танков.

Зенитки продолжали ожесточенно стрелять. Некоторые из них били по светящей бомбе, стараясь погасить ее.

«Быстрее бы выходили экипажи на цель, — мысленно торопил Александр однополчан. — Самый удобный момент для удара». Однако на земле взрывов не было видно, по всей вероятности, бомбардировщиков задержали ночные истребители. Александр с тревогой посматривал на светящую бомбу. Около нее все ближе и ближе рвались снаряды.

Но вот, наконец, среди барж взметнулся огненный султан, затем взрывы заполыхали по всему побережью. Фашисты заметались по пирсу, танки поползли в стороны. Бомбы крушили их.

— Пройди немного на север, — попросил штурман. — А теперь крути на сто восемьдесят… Отлично! Так держать!

Самолет летел к еще полыхавшей пламенем цели. Впереди преграждали путь лучи прожекторов. Иногда в них мотыльками мелькали самолеты; сразу же несколько лучей скрещивались там…

— Видишь баржи? — спросил Казаринов.

— Вижу.

— Держи на них.

Ослепительный свет хлестнул по кабине. Александр на миг потерял приборы, сдернул рукой темные очки со лба.

— Так держать! — крикнул Казаринов.

Он боялся, что летчик сразу же попытается выйти из прожектора, — так некоторые делают, чтобы не дать зенитчикам расстрелять себя, но в таком случае бомбы прицельно не сбросишь. Александр хорошо понимал это и держал самолет на боевом курсе.

— Так держать!… Сброс!

Александр накренил машину и энергично толкнул штурвал от себя. Бомбардировщик скользнул вниз. Стрелка указателя скорости побежала по окружности — скорость быстро нарастала. Еще мгновение — и самолет окунулся в темноту. Снова исчезли приборы. Но ненадолго — глаза освоились с темнотой. Александр сдвинул светозащитные очки на лоб и глянул вниз. Коса была объята пламенем. А от одной баржи во все стороны летели огненные брызги. По-видимому, там рвались снаряды.

Летчик перевел самолет в горизонтальный полет. И тут же снова его ослепило. Александр бросил машину в пикирование, крутанул штурвал влево, вправо.

На этот раз прожектор вцепился в самолет крепко. Ему на помощь пришли еще два.

Снова рядом грохнули разрывы.

— Саша, курс девяносто пять… Я ранен, — услышал Александр слабый голос замполита. — Держись…

Сильный удар не дал ему договорить. Бомбардировщик вздрогнул всем корпусом. Его швырнуло в сторону и выбросило из режущего глаза потока света.

Александр почувствовал недоброе. Едва различив стрелки приборов, потянул штурвал на себя. Но он не тронулся с места.

Заклинило.

Летчик напряг все силы. Острая боль кольнула в пояснице — старая рана напомнила о себе. Пришлось отпустить штурвал и выждать, пока боль утихнет. Потом он уперся локтями в подлокотники и ногами в педали, потянул снова. Штурвал не поддавался, и самолет по-прежнему не подчинялся воле летчика, стремительно несся к земле. Высота угрожающе падала: 700, 600, 500…